Сочинения

Пора всвояси убираться!"

С крыльца Скобеев забасил.

Лукич за козырек хватился,

Картуз под мышку положил

. И молвил: "Ну, сударь, трудился!

Весь лоб в поту!"

- "Платок возьии,

Утрись".

- "Утремся. Я детьми

За вашу клячу-то божился,

Не грех за хлопоты мне взять".

- "Вишь, старый шут, чем похвалился!

Я б без тебя сумел продать.

Взял с одного, ну, знай и меру...

А много заплатил Долбин?"

- "С него возьмешь! хоть бы алтын,

Такая выжига, к примеру!"

- "Все лжешь!"

- "Бывает, что и лгу,

А перед вами не могу:

Не хватит духу".

- "Это видно!..

Я б дал, нет мелочи в дому".

- "Да не шутите, сударь, стыдно!"

- "Не забываться! рот зажму!"

- "Благодарим. Не вы ли сами

Просили вашу клячу сбыть?"

- "Взял с одного, ты с барышами - И полно!"

- "Что и говорить!

Вот щедрость! Гм!.. мое почтенье!

Останься с рюмкою вина...

Ну, дорогое угощенье!"

- "Вишневка. Как? ведь недурна?"

- "Хоть рубль-то дайте!"

- "Чести много,

Пожалуй, на вот четвертак".

- "Себе возьмите, коли так!

Эх, барин! не боишься бога!"

- "Я говорил тебе - молчать!"

- "Потише! можно испугать!..

Он четвертак, к примеру, вынул,

Вишь, умник - дурака нашел..."

И свой картуз Лукич надвинул,

С досады плюнул - и ушел.

Горят огни зари вечерней,

В тумане прячутся деревни,

И все темней, темней вдали.

За пашнями, из-под земли,

Выходит пламя полосами

И начинает тут и там

Краснеть по темным облакам,

По синеве над облаками,

И смотришь - неба сторона

Висит в огне потоплена.

Сквозь сумрак поле зеленеет;

Угрюмо на краю небес

Насупился кудрявый лес;

Едва приметный, он синеет.

Как будто туча приплыла

И в поле ночевать легла.

Соха на пашне опочила,

Дорожка торная мертва.

Вдруг начал перепел: вва! вва!

И смолк.

Но пыль, как дым, покрыла

Весь город; так и ест глаза!

Д[ворянско]й улицы краса,

Поникли тополи печально,

Наводит грусть их жалкий вид,

На стеклах кое-где горит

Зари румяной луч прощальный,

Напоминая цвет лица

Полуживого мертвеца.

Угрюмо смотрит с тротуара

Чугунных пушек ряд немой,

Угрюмо ходит часовой

На каланче и - весть пожара

И днем, и ночью черный флаг

Готов он вздернуть. Что ни шаг

Всё вывески. Вот подъезжает

Телега; вдруг, как из земли,

Рука и палка вырастает;

Телега скрылася вдали.

Уже прохладен воздух сонный,

И месяц отражен рекой,

Но камень, солнцем накаленный,

Доселе тепел под ногой.

Лукич в свой домик возвращался.

Прищурив мутные глаза,

Он шел один, беа картуза,

И сильно в стороны шатался,

И вслух несвязно бормотал:

"А вам-то что? Вы что такое?

Вишь умники! ну, погулял!

Ведь на свое, не на чужое!..

Слышь, Клим Кузьмич! каков рысак?

Плохонек? ну, вперед наука!

На то, к примеру, в море щука,

Чтоб не дремал карась... да, так!

Ты верил на слово, и ладно;

Выходит дело, ты и глуп!

А мне-то что? Мне не накладно,

Мне благо, что купец не скуп.

Э! А собаку-то, приятель!

Молчишь... сердит за рысака...

Да, ты теперь не покупатель,

И не нуждаюся пока.

Да где я?.. Что за чертовщина!

Постой-ка, осмотрюсь кругом...

Я помню, от угла мой дом

Четвертый... экая причина!

Дай сосчитаю: вот один,

Другой и третий... больше нету...

Тут пустошь и какой-то тын...

Да как же прежде пустошь эту

Я здесь ни разу не видал?..

Тьфу, пропасть! ничего не знаю!

А! догадался! понимаю!

Не в эту улицу попал".

7

Арине сердце предвещало,

Что пьян и грозен муж придет;

Чуть раздавался скрип ворот,

В озноб и жар ее кидало.

Свеча горела. За чулком

Грустила Саша под окном.

Заботам чужд, как уголь, черный,

Не унывал лишь кот проворный:

Клубком старушки на полу

Играл он весело в углу.

"Иду!.. - раздался на крылечке

Знакомый крик. - Огня подать!"

И Саша бросилася к свечке,

Отца готовая встречать.

Дверь распахнулась - он явился:

Лоб сморщен, дыбом волоса,

Дырявый галстук набок сбился,

И кровью налиты глаза.

"Без картуза!" - всплеснув руками,

Старушка молвила.

"Молчать!

Я дам вам дружбу с столярами!

Тсс!., смирно!., рта не разевать!.."

- "Постойте! - Саша говорила.

- Я вас раздену".

- "Раздевай!..

Ну да! и галстук... все снимай!..

А ты о чем вчера грустила?"

- "Так, скучно было".

- "Врешь! не так!

Ты думаешь, отец дурак...

Целуй мне руку!"

Дочь стояла

Недвижно; только по лицу

Сквозь бледность краска выступала.

"Не стою?.. А! поцеловала!

Противно, значит... да! отцу!

Едва губами прислонилась!"

- "Ну, началось!" - сказала дочь

И отошла с досадой прочь.

"Разуй меня! куда ты скрылась?"

Но Саша медлила.

"Идешь?..

Ну, ладно. Тише! что ты рвешь!

Не надо!"

- "Полно издеваться!

Давайте!"

- "Цыц!"

- "Ведь брошу!"

- "Как?

Ну брось!., ну брось!., отец дурак,

Ну что ж? Не грех и посмеяться...

А я заплачу... не впервой...

Вот плачу... смейся! Бог с тобой!"

- "Да ляг! - промолвила старушка.

- Хоть тут - на лавке. Вот подушка".

- "Чего? учи-ко дочь свою!

А я вот песню запою:

Лучина...

- "Полно, старичина!

Грешно! какая там лучина!"

- "Молчать! я хлеба мало ел!

Вот это кто добыть умел?"

И серебро свое он вынул

И по полу его раскинул.

"На что ж бросать-то?"

- "Стой, не тронь!

Не подбирай! туши огонь!"

- "Да ляг! потушим!"

- "А! потушишь!

Украсть хотите? нет, постой!"

- "Из-за чего ты нас все крушишь?

Ну, пьян, и спал бы, бог с тобой!"

- "Кто пьян? Ты мужу так сказала?

Куда? не спрячешься! найду!"

- "Оставьте! - Саша умоляла.

- Она ушла, ушла!:, в саду".

- "Прочь от двери! ты что пристала?

А кто тебе вот это сшил?