Изумрудное небо сияет,Темен город, таинственен сквер.Саломея — душа забываетКак похож был твой голос на смертьПомню я, Ты пришла из закатаС черной чашею в тонких руках.Вечер в пении белых акацийОтходил за рекой в облака.Все казалось бесцельным и страннымЧерный рыцарь глаза закрывал.Над болотом оркестр ресторанныйВ бесконечной дали проплывал.Спящий призрак, ведь я не умеюРазбудить Тебя, я Твой сон.Пела, низко склонясь, СаломеяНад болотной водой в унисон.Минет время, исчезнет вчерашнийЧернокрылый призрак земли.Буду ждать Тебя в замке на башне,Где звезда напевает вдали.Золотая, иная, живаяНеразлучна с тобою в веках.Спи мой рыцарь, над РонсевалемТак прекрасны огни в облаках.Чтобы ты не увидел горя,Прожил счастливо этот год,Брошу черную чашу в море,Отойду в сиянье болот.На горах розовеют годы,Все прошедшее близко к весне,Где под яркой звездою свободыПамять спит, улыбаясь во сне.
1929.
Молитва
Ночь устала. И месяц заходит.Где-то утренний поезд пропел.Страшно думать как время проходитТы ж ни думать, ни жить не успел.Вечно ищем забыть и забыться,Ходим, шутим и карты сдаем.На таинственный суд ли явиться?Отрешиться ль от страха в пустом?А потом, на исходе дурмана,Видеть бледную, страшную ночьТочно смерть из окна ресторана,И никто уж не в силах помочь.Нет, уж лучше при лунном сияньиБуду в поле судьбу вспоминать,Слушать лай отдаленный в тумане,О содеянном зле горевать.Лучше сердце раскрою, увижуМаловерье и тщетную тьму.Осужу себя сам и унижу,Обращусь беззащитно к Нему.
Поэзия
Китайский вечер безразлично тих.Он, как стихи, пробормотал и стих.Он трогает тебя едва касаясь,Так путешественника лапой трогал заяц.Дымится мир над переулком сноваОна витает, дымная водаНа мокрых камнях шелково блистает,Как молоко сбегает навсегда.Не верю я Тебе, себе, но знаю,Но вижу как непрочны я и Ты,И как река сползает ледяная,Неся с собою души с высоты.Как бесконечно трогателен вечер,Когда клубится в нем неяркий стих,И, как пальто надетое на плечи,Тебя покой убийственный настиг.
1925
Дни потопа
1
Шум приближался, огонь полыхал за туманом.Что-то мелькало и снова молчали в столовой.Лег не раздевшись и руки засунул в карманы,В свежесть подушек ушел отрицатель суровыйСпит и не думает больше, не хочет, не знает.Тихо смеркается лампа и вот темнота.Жизнь в подземелье огромную книгу читает.Книга сияет и плачет, она высока и пуста.