Сочинения

Он на землю свалился, оземь пал,Как этого хотел весенний вечер,Как в это верил царь Сарданапал.Как смел он, как решился, человече!Как смел он верить в голубой пиджак,В оранжевые нежные ботинкиИ в синий-синий галстук парижан,В рубашку розовую и в штаны с картинки!Цвело небес двуполое пальто,Сиреневые фалды молча млели,И кувыркалось на траве аллеиШикарное двухместное авто.И, кажется, минуты все минулиКачнулся день, как выпивший холуй,И стало что-то видно, будто в дуле,

В самоубийстве или на балу.Качнулся день и вылетел — и вышелЯ к дому своему, как кот по крыше.

Кладбище под Парижем

Как человек в объятиях судьбы,Не могущий ни вырваться, ни сдаться,Душа находит: комнаты грубы,Гробы — великолепные палаццо.Вертается умерший на бочокМня: тесновато. Вдруг в уме скачекУдар о крышку головою соннойИ крик (так рвутся новые кальсоны).Другой мертвец проснуться не желалИ вдруг, извольте: заживо схоронен!Он бьет о доску нежною ладоньюИ затихает. Он смиреет. Тонет.

И вот отравный дух — втекает сон,Ширеет гробик, уплывает камень.Его несет поток, как пылесос,Крутят его, как повара, руками.И вот сиянье — то небесный град,Лучи дрожат, текут и радужатся.Сквозь их снопы — сто световых преград —Плывет лежащий, чтоб под звуки сжаться,А вверх и вниз, навстречу и кругомСкользят аляповато кирасиры,Какие-то плащи, венцы, огонь,А сам он тоже ангел, но в мундире.

Эпитафия

Извержен был, от музыки отверженОн хмуро ел различные супы,

Он спал, лицом в холодный мох повержен,Средь мелких звезд различной красоты.

1931

Лета

Белое небо. Телеги шумят.День раскаленный смеркается глухо.Ласточки низко и быстро летят,Души измучены летнею мукой.Тише, мой друг, не суди о грядущем.Может быть, Бог о судьбе позабыл,Пылью наполнив священные души.Смейся: никто никого не любил.

Близится утро, но еще не ночь

1

Я отравился, я плыву средь пены,Я вверх своей нечистотой несом,

И подо мною гаснет постепенноЗловещий уголек — мой адский дом.И в красном кубе фабрики над лужейПоет фальшиво дева средь колесО трудности найти по сердцу мужа,О раннем выпадении волос.А над ручьем, где мертвецы и залы,Рычит гудка неистовый тромбон,Пока штандарт заката бледно алыйС мороза неба просится в альбом.И в сумерках октябрьского летаИз ядовитой и густой водыПолзет костяк огромного скелета,Перерастая чахлые сады.

1925

2