Сочинения

Слово это настолько распространено, что приходится употреблять его. К тому же, проникая в тринадцатый округ, надо знать и его образную речь. Маркиз Рошефильд, как все недалекие люди, всегда боялся, чтобы его не «оплели». С самого начала своей страсти к Шонц, Артур был на страже и очень скуп; мадам Шонц была слишком умна и слишком хорошо знала людей, чтобы не мечтать о лучшем будущем при таком начале. Рошефильд назначил пятьсот франков в месяц на ее расходы, нанял ей квартиру в тысячу двести франков, очень скудно обставив ее; она находилась во втором этаже; в улице Кокенар. Потом ой занялся изучением характера Аврелии, а она, заметив эту уловку, доставила ему достаточный материал для наблюдения. Рошефильд был рад встретить девушку с таким чудным характером, но удивительного ничего не находил; мать ее была одна из Барнгейм из Бадена, женщина хорошего тона, к тому же, Аврелия получила хорошее воспитание. Говоря по-английски, по-немецки и по-итальянски, она хорошо знала иностранную литературу, могла соперничать в игре с пианистами второго разряда и, как женщина хорошего происхождения, никогда не кричала о своих талантах. Она брала кисть, шутя мазала ею, и так ловко изображала лица, что вызывала общее удавление. В свободное время, томясь ролью учительницы, она немножко занималась науками. Жизнь куртизанки заглушила, конечно, добрые семена, и, понятно, как гордился Артур, что вызвал их снова в жизни. Аврелия стала высказывать ему столько же бескорыстия, сколько страсти, и, благодаря этому, маленькая лодочка скоро крепко прицепилась к большому кораблю.

Несмотря на это, к концу первого года, входя в переднюю, когда она знала, что маркиз ждал ее, Аврелия намеренно стучала своими грубыми башмаками и, делая вид, что прячет свой грязный подол, старалась показать его. Наконец, она так ловко сумела убедить своего «милого папашу», что она вполне удовлетворяется скромным буржуазным существованием, что через десять месяцев после их встречи наступил второй лучший период ее жизни.

Мадам Шонц перешла в красивую квартиру в улице св. Георгия. Артур больше не скрывал своего состояния, дал ей чудную обстановку, серебро, тысячу двести франков в месяц, и небольшую наемную каретку в одну лошадь. Но мадам Шонц не была признательна за такую щедрость и видела в подобном поведении Артура только расчетливость скряги. Пресыщенный ресторанной жизнью с невозможным столом, где сколько-нибудь порядочный обед на одну персону стоит шестьдесят франков и двести, если пригласить хотя бы троих друзей, Рошефильд предложил мадам Шонц сорок франков в день за свой стол с тем, чтобы можно было пригласить и кого-нибудь из друзей. Аврелия согласилась. В продолжение года мадам Шонц вполне покорялась требованиям Рошефильда, и когда попросила прибавить ей пятьсот франков в месяц на туалет, для того, чтобы не конфузить «милого папашу» перед товарищами, принадлежащими к Жокей-клубу, он с удовольствием исполнил эту просьбу. «Хорошо было бы, – говорила она, – если бы Растиньяк, Максим де Трайль, д’Эгринньон, Ларош Югон, Ранкероль, Лягинский, Ленонкур и другие увидели вас с женщиной, одетой как мадам Эверар! Во всяком случае, не сомневайтесь во мне, этим вы только выиграете».

И в самом деде, в этом новом фазисе жизни, Аврелия всеми силами старалась показать новые достоинства своей особы. Взяв на себя роль хозяйки, она так хорошо исполняла ее, что без долгов умела сводить концы с концами, получая две тысячи франков в месяц, что было неслыханно в С.-Жерменском предместье тринадцатого округа. А обеды ее были гораздо лучше, чем у Нюсингена; вина подавались восхитительные, в десять и двенадцать франков бутылка, Рошефильд, вполне счастливый, что может часто приглашать друзей к своей содержанке, не нарушая бюджета, говорил, обнимая ее:

– Ты сокровище!..

Скоро он абонировал для нее третью часть ложи итальянской оперы и кончил тем, что стал вывозить ее на первые представления; он обращался в Аврелии за советами, признавая ее превосходство, подхватывал ее остроумные замечания, повторяя их при удобном случае, что поднимало его репутацию интересного человека. Он убедился, что его любят действительно ради него самого. Аврелия отказалась составить счастье одного старого русского князя, предлагавшего ей пять тысяч франков в месяц.

– Какой вы счастливец, дорогой маркиз, – говорил старый князь Галактион, кончая в клубе партию виста, – вчера, когда вы оставили меня с мадам Шонц, я хотел отнять ее у вас, но она отвечала мне: – «Князь, вы некрасивы и вы старше Рошефильда; вы, может быть, стали бы бить меня, он же заменяет мне отца. Отыщите хотя какую-нибудь причину для перемены моей жизни. Правда, у меня нет той безумной страсти, какую я испытывала к ветреникам, долги которых я платила сама, но я люблю маркиза, как честная жена любить мужа», – и с этими словами она выгнала меня вон.