Сочинения

Более того, самые отчаянные защитники почвенного православия, с его обрядоверием, следованием имяславческим полуязыческим интуициям «мистических движений православного востока» (Лосев), поддержали сам принцип фашистско-коммунистической идеократии. Я имею в виду текст  Флоренского, написанный им в заключении и названный его издателями «своеобразным философско-политическим трактатом», заслуживающим внимания. Приведем из него отрывок, выражающий категорическое непри­ятие демократии: «Никакие парламенты, учредительные собрания, совеща­ния и прочая многоголосица не смогут вывести человечество из тупиков и болот, потому что тут речь идет не о выяснении того, что уже есть, а о прозрении в то, чего еще нет. Требуется лицо, обладающее интуицией бу­дущей культуры, лицо пророческого [склада]. Это лицо на основании своей интуиции, пусть и смутной, должно ковать общество. <...> Как суррогат такого лица, как переходная ступень истории появляются деятели вроде Муссолини, Гитлера и др. Исторически появление

их целесообразно, по­скольку отучает массы от демократического образа мышления, от партий­ных, парламентских и подобных

предрассудков, поскольку дает намек, как много может сделать воля. Но подлинного творчества в этих лицах все же нет, и, надо думать, они — лишь первые попытки человечества породить героя. Будущий строй нашей страны ждет того, кто, обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, пар­тийности, избирательных прав и отдался бы влекущей его цели. Все права на власть [...] избирательные (по назначению) — старая ветошь, которой место в крематории. <...> Есть одно право — сила гения, сила творить этот строй. Право это одно только не человеческого происхождения и потому заслуживает название божественного»[89]. Так православные мыслители пы­тались обосновать тоталитаризм, объясняя его возникновение «божествен­ным правом».

Говоря словами Степуна, ради оправдания большевизма здесь происхо­дит «политический размен религиозной бездны народной души: апокалип­сис без Христа, апокалипсис во имя Маркса». И даже не во имя Маркса, а во имя явного Антихриста — Сталина, которого уже и некоторые эмигран­ты (из-за его сходства с Грозным) готовы признать православным скорее, чем «Владимира Соловьева, всегда защищавшего <...> не только христиан­ский универсализм, но и демократическое свободолюбие»[90]

.

Говоря, что в России наступил подлинный сатанизм, Степун готов был согласиться, что «некоторые (весьма отрицательные) свойства большевистской психологии окажутся в исторической перспективе прямыми причинами возрождения русской государственности»[91]. Но даже готовые идти на ком­промисс деятели культуры, верившие, что черт (т.е. зло) в конечном счете может послужить благу, признавали, что режим этот не божеского, а дья­вольского происхождения. Именно такое парадоксальное подтверждение дехристианизации страны показано в романе о визите дьявола в Советскую Россию. В гениальном сочинении М.Булгакова «Мастер и Маргарита» Хрис­тос уже не Иисус а Иешуа Га Ноцри, он просто добрый человек, хотя как-то и связан с высшими силами мироздания, и ему симпатизирует дьявол. Более того, нам дается и блистательно написанное жизнеописание Христа, но... в представлении дьявола, так сказать, евангелие от Воланда. В этой стране

(отныне его епархии) только в памяти дьявола остается образ Христа. Народ же полностью дехристианизирован.

Оправдание Христа через дьявола — предел духовного падения культу­ры. У Степуна были свои объяснения произошедшей катастрофы. Началось с Запада, который испытал явный кризис христианства (Ницше как симп­том), но, быть может, и преодолел бы его, если бы некоторые разрушитель­но-атеистические идеи не подхватила Россия. В результате произошел рас­пад российского национального сознания, ибо им не было усвоено на уров­не, так сказать, «физиологии культуры», абсолютное, т.е., по Степуну, рели­гиозное значение культурных ценностей и благ, что сказалось во всех сфе­рах жизни, ибо «отсутствию сельскохозяйственных машин соответствует от­рицание методов и преемственно усовершенствуемых навыков мысли»[92]. Оказалось, что народу на культуру наплевать.