Виссарион Григорьевич Белинский

Сочинения Александра Пушкина

Сочинения Александра Пушкина. Санкт-Петербург. В типографии заготовления государственных бумаг. MDCCCXXXVIII Том I – 439; II – 376; III – 242. (8).

Это начало или почти половина полного издания сочинений Пушкина; почти половина, говорим мы, потому что предполагавшиеся в программе шесть томов оказались недостаточными для помещения всего написанного Пушкиным, и издатели прибавляют седьмой том, не возвышая цены на издание{1}. В одном журнале было замечено, что это не великолепное, но очень опрятное издание;{2} мы прибавим от себя, что еще и очень верное, что составляет одно из главных достоинств всякого хорошего издания. Так как оно, сверх того, и самое полное, и самое дешевое, то мы и не сомневаемся, что его тысячи экземпляров скоро распадутся по рукам читателей. Всякий образованный русский должен иметь у себя всего Пушкина: иначе он и не образованный и не русский. «Московский наблюдатель» не замедлит представить своим читателям подробный разбор сочинений Пушкина, а в этом библиографическом объявлении, кроме уже сказанного им о новом издании, ограничится двумя легкими замечаниями: первое, что, несмотря на важные преимущества нового издания перед старым[1], это старое все-таки не теряет своей цены, потому что в нем стихотворения расположены не по форме, часто случайной и условной, а хронологически, по времени их написания, чрез что дается средство следить за развитием поэта{3}. Второе обстоятельство, которое мы почитаем за нужное заметить, состоит в том, что, к крайнему нашему удивлению, ни в новом издании, ни во всех прежних изданиях «Онегина», сделанных под надзором самого Пушкина, не помещен из него следующий отрывок, который был напечатан в «Московском вестнике» 1827 года (часть V, № 20), под заглавием «Женщины», и которого невольно и тщетно ищешь в прибавлениях к поэме:

В начале жизни много правилПрелестный, хитрый, слабый пол;Тогда в закон себе я ставилЕго единый произвол.

Душа лишь только разгоралась,И сердцу женщина являласьКаким-то чистым божеством.Владея чувствами, умом,Она сияла совершенством.Пред ней я таял в тишине:Ее любовь казалась мнеНедосягаемым блаженством.Жить, умереть у милых ног —Иного я желать не мог.То вдруг ее я ненавидел,И трепетал, и слезы лил,С тоской и ужасом в ней видел

Созданье злобных, тайных сил;Ее пронзительные взоры,Улыбка, голос, разговоры,Все было в ней отравлено,Изменой злой напоено,Все в ней алкало слез и стона,Питалось кровию моей…То вдруг я мрамор видел в нейПеред мольбой Пигмалиона,Еще холодный и немой,Но вскоре жаркий и живой.Словами вещего поэтаСказать и мне позволено:

Темира, Дафна и Лилета —Как сон, забыты мной давно.Но есть одна меж их толпою…Я долго был пленен одною…Но был ли я любим и кем,И где, и долго ли?.. зачемВам это знать? не в этом дело!Что было, то прошло, то вздор;А дело в том, что с этих порВо мне уж сердце охладело,Закрылось для любви оно,И все в нем пусто и темно.Дознался я, что дамы сами,

Душевной тайне изменя,Не могут надивиться нами,Себя по совести ценя.Восторги наши своенравныИм очень кажутся забавны;И, право, с нашей стороныМы непростительно смешны.Закабалясь неосторожно,Мы их любви в награду ждем,Любовь в безумии зовем,Как будто требовать возможноОт мотыльков иль от лилейИ чувств глубоких и страстей!{4}