Гроза с грозой не сходятся согласно: в доспехах звонких с огненным копьем, сшибаются... и все кру- гом безгласно, пока не грянет с туч на землю гром. Так борет день, что утро, тень ночную; что вечер, ночь стрелой пронзает день... Открой рукой историю земную, свои очки над книгою одень... И даже те невинные страни- цы, где пели музы, лютни и мечты, кричат о споре вечном, точно птицы, звенят, как в битве пули о щиты. Затем, что каждый пивший от истоков, где зарожденье творческих начал, по-свойму понял тай- ный плеск потоков, по-свойму тайну жизни разгадал. А всякий, кто сходил своей дорогой к истокам тем же, в ту же глубь и тьму, и видел так же, может быть, немного, лжецом опасным кажется ему. Вот почему так часто рифмы роем стучат, как пули меткие о щит, и ритм стихов, как шаг, сом- кнутым строем, как шаг солдат в открытый бой, зву- чит. Закрыв глаза, я тайных пил истоков, мне голос там звучал от горних гроз. Из тех глубин, от тайных тех потоков взор пораженный людям я принес. Кто запретит моим словам и мыслям? А враг уже меня безмолвно ждет... Ты, Кто пути, пути мои исчислил, Ты только мой сомкнуть сумеешь рот. Копье как жало в воздухе сверкает, на сбруе медь что солнца диск горит; конь подо мной испуганный играет, взрывает пыль ударами копыт.
148
18
Есть – это вечер с мудрыми глазами, с зажегкшею седою бородой, шумливыми – немыми деревами, чахоточной прозрачною зарей. В окне, как в зер- кале, цветут густые вишни; о чем-то в стекла шепчет ветерок. Есть – тихое вечернее затишье; мгновенье быстрое – его наземный срок. Но от него меня смятенье будит: шаги людей по звонкой мостовой, обрывки слов, звонки... и это будет, и непреклонен шаг его глухой. Из тьмы и мглы небытия слепого оно возникнет в гро- хоте на миг, чтобы сказать свое простое слово и умереть, как день прошедший сник. За днем и вечер стал пустым миражем. Где он сейчас, и, полно, был ли он? Луна стоит в окне моем на страже, во тьме роится жизнь вторая – сон.
Книги
149
19
Коснись рукой, с нас пыль стирая нежно, за- тепли свечки жертвенный огонь. Мы пропоем о том, что неизбежно, мы пронесем в чудесный мир, как конь. Дыханье ровно, ровно сердца тленье, да возле медных медленных часов какое-то чуть слышное движенье: наверно, бал мгновений и часов... И постепенно, верно, но украдкой дух – от- несет к границам полусна. Твои глаза отяжелеют сладко и овладеет телом тишина.