Были и внутренние, и внешние причины, сделавшие в те годы студентов носителями оппозиционной мысли, если даже и не считать того обычного обстоятельства, что молодая часть общества есть в то же время самая пылкая, искренняя, восприимчивая и чуткая часть его. Во-первых, студенты особенно увлеклись в 1813 г. подвигом спасения отечества от Наполеона, приняли особенно активное массовое участие в войне, и поэтому с особенным раздражением увидели крушение всех своих патриотических надежд на Венском конгрессе, оставившем Германию по-прежнему разъединенной и порабощенной; во-вторых, были в 1813 г. торжественно даны обещания после войны привлечь народ к соучастию в управлении, и эти обещания, «предательски» не исполненные после победоносного окончания войны, подогревали раздражение студентов, которые заявляли, что они боролись не за «свободу государей», а за свободу народа; в-третьих, академическая жизнь была стеснена до крайности, подозрительное полицейское ухо прислушивалось к лекциям, благонамеренные чиновные профаны сортировали науку на одобрительную и неодобрительную, тупая и придирчивая цензура душила научную литературу, и все это вносило еще более горечи в настроение студентов. К числу причин внешнего порядка, выдвинувших университетскую молодежь на авансцену политической жизни в Германии второго и третьего десятилетий XIX в., следует отнести главным образом то существенно важное обстоятельство, что университет в те времена являлся единственным местом, где собирались и сообщались между собой более или менее многочисленные представители образованного класса. Университет сближал молодежь, и только благодаря университету она могла себя чувствовать сплоченной и более сильной. Взрослые граждане не могли нигде собраться на политический митинг в числе нескольких сот человек, а дети их в университете могли это сделать и делали.
И вот к изумлению и негодованию Меттерниха [1]
, главного и верховного руководителя не только австрийской, но и общегерманской реакции, начались университетские беспорядки, сборища, речи, процессии с факелами, манифестации и т. д. Явление поражало своей новизной и неожиданностью. Меттерниховская пресса и меттерниховские последователи, впрочем, мгновенно нашли разгадку в том обстоятельстве, что возникла секта, желающая повторить в Германии ужасы французской революции, секта эта завладела незрелыми и буйными умами — и вот результаты и т. д. Следует заметить любопытную черту в отношениях реакции к студенческому движению: сначала, когда движение это больше отличалось внешне бурным характером, но на самом деле не могло внушить никаких серьезных опасений, реакционеры изо всех сил старались изобразить его в глазах мирных граждан в виде чудовищной революционной гидры, пышащей огненными искрами и желающей зажечь всегерманский пожар; а по мере того как студенческое дело осложнялось и усиливалось, по мере того как оно приобретало все более и более серьезный колорит как одно из многочисленных уже проявлений недовольства, правящие круги стали притворяться незамечающими или презирающими «мальчишек», которые вместо ученья думают о политике. Отношение первого рода было налицо в 1815–1820 гг., отношение второго рода более заметно накануне и во время мартовских событий 1848 г.Особенное внимание привлекла бурная студенческая манифестация, имевшая место в 1817 г. во время вартбургского торжества по поводу трехсотлетия лютеранской реформации. На эти празднества съехались студенты разных университетов, причем юбилею реформации была придана окраска манифестации против «стеснений духа» вообще, против реакционной политики германских правительств. Одновременно студенты пожелали чествовать и давнишнее освобождение Германии от римских пап, и недавнее освобождение от французского завоевателя, и дать волю выражению истинных своих чувств по отношению к тем, кого они считали угнетателями своей родины. После празднования и шествия с факелами, 18 октября вечером за городом был разложен костер, куда после речи соответствующего содержания полетели одна за другой книги авторов, успевших возбудить ненависть молодежи своим реакционным направлением. Вокруг раздавались по поводу выкликаемых громко имен реакционных авторов насмешливые и бранные восклицания и замечания. Сожжен был «Кодекс жандармерии», сожжена была книга ненавистного молодежи, «подкупленного русским золотом» Коцебу [2]
и т. д. На другой день было торжественное заседание с речами о не исполненных государями конституционных обещаниях, о грядущем величии Германии, о служении свободе.