Сочинения, том 1 (1839 – 1844)

Эти три школы были основаны лишь в 1820 г.; раньше в Эльберфельде и Бармене имелось только по одной ректорской школе^{121}

и множество частных школ, которые не могли дать достаточного образования. Последствия этого ещё заметны на барменских купцах старшего поколения. Образования – ни малейшего; тот, кто играет в вист или на бильярде, умеет немного рассуждать о политике и сказать удачный комплимент, считается в Бармене и Эльберфельде образованным человеком. Ужасающий образ жизни ведут эти люди и, однако, чувствуют себя превосходно; днём они с головой уходят в свои торговые счета, погружаясь в них с такой страстностью и интересом, что и поверить трудно; вечером в определённый час все собираются компаниями и проводят время за картами, рассуждают о политике, курят и, как только часы пробьют девять, возвращаются домой. Так проходит их жизнь изо дня в день, без всяких изменений, и горе тому, кто нарушит этот уклад; он может быть уверен, что во всех лучших домах города к нему отнесутся самым немилостивым образом. – Отцы усердно наставляют на этот путь молодых людей; сыновья, в свою очередь, подают надежды пойти по стопам отцов. Предметы их бесед довольно однообразны: барменцы говорят больше о лошадях, эльберфельдцы – о собаках, а когда уж очень разойдутся, то начинается у них разбор наружности красивых женщин или же болтовня о делах, и это – всё. Раз в кои-то веки заходит у них разговор и о литературе, под которой они понимают Поль де Кока, Марриэта, Тромлица, Нестроя и им подобных. В политике как истые пруссаки – ибо они находятся под прусским владычеством – они a priori[164]

решительно враждебны всякому либерализму, но всё это, пока его величеству угодно сохранять им кодекс Наполеона, ибо с его отменой исчез бы и весь их патриотизм. Литературного значения «Молодой Германии»^{122}

никто не понимает, её рассматривают как тайный союз, нечто наподобие демагогов, под председательством гг. Гейне, Гуцкова и Мундта. Некоторые из благородных юношей читали, пожалуй, кое-что из Гейне, может быть «Путевые картины», с пропуском содержащихся в них стихотворений, или «Доносчика», но об остальном у них имеются лишь смутные представления со слов пасторов или чиновников. Фрейлиграт с большинством из них знаком лично, его считают хорошим товарищем. Когда он приехал в Бармен, эти зелёные дворяне (так называет он молодых купчиков) осаждали его визитами; однако он очень скоро понял, с кем имеет дело, и отстранился от их общества; но они его преследовали, хвалили его стихи и его вино и всеми силами стремились к тому, чтобы выпить на брудершафт с человеком, который что-то напечатал, ибо для этих людей поэт ничто, но печатающийся автор – всё. Постепенно Фрейлиграт прекратил всякое общение с этими людьми и встречается теперь лишь с немногими, после того как Кёстер покинул Бармен. Принципалы Фрейлиграта^{123}

, при их несколько затруднительном положении, всегда относились к нему уважительно и дружелюбно; и, что самое удивительное, – он чрезвычайно аккуратный и усердный конторский работник. Было бы совершенно излишне говорить о его поэтических достижениях, после того как Дингельштедт в «Jahrbuch der Literatur» и Карьер в «Berliner Jahrbücher» дали о нём такие подробные отзывы. Впрочем, они оба, мне кажется, недостаточно обратили внимание на то, что, хотя мысли Фрейлиграта и устремлены вдаль, у него всё же чрезвычайно сильна привязанность к родине. На это указывают часто встречающиеся у него мотивы немецких народных сказок, таких как «Царевна-лягушка» (стр. 54), «Белоснежка»^{124} (стр. 87) и мотивы других сказок, которым посвящено целое стихотворение («В лесу», стр. 157); указывают на это также и подражания Уланду («Ручной сокол», стр. 82, «Столяры-подмастерья», стр. 85; первое из двух написанных им надгробных стихотворений также напоминает, к его чести, Уланда), затем «Изгнанники» и, прежде всего, его несравненный «Принц Евгений». Отмеченные немногие моменты заслуживают тем большего внимания, чем дальше Фрейлиграт отклоняется в противоположную сторону. Глубоко заглянуть в его душу позволяет и «Поэт в изгнании», особенно отрывки, напечатанные в «Morgenblatt»^{125}; здесь он уже чувствует, что далёкий мир не раскроется перед ним до тех пор, пока он не сроднится с настоящей немецкой поэзией.