Сочинения. Том 2

В своей демагогической смелости контрреволюционер становится космополитом; по мнению нашего автора, бедняку нет никакого интереса быть патриотом или революционером. Он записывает себя в космополиты: «Я еще раз повторяю: мое отечество везде». Он не сомневается, что его назовут аристократом, но ничего против этого не имеет и с деланной горечью вопрошает: «Почему бы мне аристократом и не быть?» Руководящая идея брошюры, ее лейтмотив, самым ярким образом выражается в словах, служащих эпиграфом: «О, возвратите нам наши оковы и дайте нам хлеба!» [26]

Таково было главное содержание контрреволюционной пропаганды, поскольку она обращалась к рабочим и вообще к нуждающемуся населению городов; это содержание так однообразно, что нет нужды характеризовать его подробнее.

Любопытно, что эти агитаторы почти вовсе не трогали другой темы, которая, казалось бы, была очень нужной и удобной для их цели: мы говорим о высоком избирательном цензе, установленном Учредительным собранием в 1789 г.

Мы только что видели, что закон о цензе вовсе не прошел вполне незамеченным; некоторые современники даже склонны были с ударением говорить о вызванной им «печали». Например, аббат Оже (приверженец Учредительного собрания) сознавал [27]

, что постановление о цензе вызывает «крайнюю печаль многих добрых патриотов», и соглашался, что это постановление «исключает из Национального собрания три четверти населения королевства».

Можно было бы поэтому думать, что контрреволюционеры 1789–1791 гг. даже преувеличат степень этого недовольства, как то сделал уже по аналогичному поводу упомянутый нами в другом месте (см. главы I и II) шевалье де Море, который (вполне bona fide, но совершенно неосновательно) приписывал [28] разгром дома Ревельона (27–28 апреля 1789 г.) тому, что рабочие раздражены лишением их представительства в Генеральных штатах. Но нет! Контрреволюционная пропаганда прошла совершенно мимо этого вопроса, если не считать нескольких фраз в уже упомянутом «Маленьком словаре» [29]

: «Без денег нельзя быть избираемым гражданином, без денег нельзя ни произносить речи, ни взять в руки перо или звонок в собрании округа», и т. д. Но эти замечания стоят одиноко в агитационной литературе контрреволюционеров.

Да и что могли сказать по этому вопросу люди, так глубоко тогда ненавидевшие всякую мысль о равенстве, всякую попытку демократизации общественного строя? Если бы только проследить, какие избирательные законы считала наилучшими в своем наивном самообольщении контрреволюционная партия, начиная от времен революции и кончая хотя бы, например, конституционным проектом, которым хотела облагодетельствовать Францию в 1832 г. герцогиня Беррийская в случае удачи фантастической экспедиции, снаряженной против Луи-Филиппа, то стало бы совершенно ясно, что даже в демагогических целях контрреволюционеры 1789–1791 гг. психологически не могли много останавливаться на критике высокого ценза.

Делались ли контрреволюционерами какие-нибудь попытки устной

пропаганды среди рабочих? В этом трудно сомневаться ввиду нескольких известий, идущих как со стороны самих рабочих, так и от властей, оберегавших общественный порядок. Конечно, удобнее всего было прикрывать эту пропаганду филантропическими мотивами и сближаться с рабочими под предлогом подачи им помощи. Это сострадание к рабочим, внезапно обуявшее те круги, которые до революции не обращали на них никакого внимания, разумеется, казалось весьма подозрительным и вызывало обвинения и нарекания со стороны приверженцев нового порядка вещей. Но обвиняемые решительно стояли на том, что они руководятся лишь самыми человеколюбивыми чувствами, раздавая рабочим хлеб и оказывая им помощь, и заявляли, что не понимают, чего от них хотят. Особенно подозрительное отношение существовало к клубу «конституционных монархистов», как его называли, основанному Малуе и Клермон-Тоннерром; когда этот клуб организовал дешевую продажу хлеба неимущим, то дело дошло даже до прений в Учредительном собрании, ибо этот клуб, действительно, считался тогда центром контрреволюции [30].

В заседании Собрания 25 января 1791 г. Варнав в самых резких выражениях напал на «секту» смутьянов, которые стремятся разъединить граждан и заманивают их в западню, «давая народу отравленный хлеб». Варнав горячо призывал власти принять меры предосторожности против «бунтовских маневров» этого клуба.