Сочинения, том 42 (январь 1844 – февраль 1848)

Ежегодное число самоубийств, которое является у нас до некоторой степени нормальным и периодическим, следует рассматривать как симптом плохой организации нашего общества; ведь во время застоя промышленности и ее кризисов, в периоды дороговизны съестных припасов и в суровые зимы этот симптом всегда более очевиден и принимает эпидемический характер. Проституция и воровство растут тогда в той же пропорции. Хотя нужда является самой главной причиной самоубийства, мы тем не менее встречаем его во всех классах, среди праздных богачей, как и среди художников и политических деятелей. Разнообразие толкающих на самоубийство причин является как бы вызовом однообразному и черствому порицанию моралистов.

Чахотка, против которой современная наука инертна и бессильна, попранная дружба и обманутая любовь, посрамленное честолюбие, семейные неурядицы, подавленный дух соперничества, пресыщение монотонной жизнью, не находящий применения энтузиазм – являются, бесспорно, побудительными причинами самоубийства у более богатых натур, и сама любовь к жизни, эта наиболее мощная движущая сила отдельной личности, очень часто ведет к тому, чтобы покончить с вызывающим отвращение существованием.

Мадам де Сталь[76], самая большая заслуга которой состоит в том, что она блестяще стилизовала общие места, пыталась показать, что самоубийство противоестественный поступок и что его нельзя считать актом мужества; она прежде всего установила, что более достойно бороться против отчаяния, чем поддаваться ему. Такого рода доводы мало действуют на души, сломленные несчастьем. Если они религиозны, то рассчитывают на лучший мир; если, наоборот, ни во что не верят, то ищут покоя в небытии. Философские тирады в их глазах не имеют никакого значения и являются слабым прибежищем против страдания. Прежде всего, нелепо утверждать, будто поступок, который столь часто совершается, является противоестественным; самоубийство ни в какой мере не противоестественно, раз мы каждый день бываем его свидетелями. То, что противоестественно, не происходит. Напротив, в природе нашего общества порождать большое количество самоубийств, между тем как у татар, например, не бывает самоубийств. Не все общества, следовательно, порождают одинаковые плоды

, – вот что надо помнить, если хочешь работать над преобразованием нашего общества и поднять его на более высокую ступень. Что же касается мужества, то если мужественным считается тот, кто среди бела дня, в возбуждающей обстановке сражения, смотрит прямо в глаза смерти, то ничто не доказывает отсутствия мужества у человека, который сам лишает себя жизни в мрачном одиночестве. Такой спорный вопрос не разрешается оскорблением мертвых.

Все, что было сказано против самоубийства, вращается в том же кругу идей. Ему противопоставляют веления провидения, но самое наличие самоубийства есть открытый протест против этих невразумительных велений. Нам говорят о наших обязанностях по отношению к этому обществу, не указывая, с другой стороны, на наши права в этом обществе и не осуществляя их; считается, наконец, в тысячу раз большей заслугой преодолеть страдание, чем поддаться ему, заслугой столь же печальной, как и перспектива, которую она открывает. Одним словом, самоубийство объявляют актом трусости, преступлением против законов, общества[77] и чести.

Почему же, несмотря на столь многочисленные анафемы, люди сами лишают себя жизни? Потому что в жилах отчаявшихся людей кровь течет не так, как кровь холодных существ, которые находят время расточать эти бесплодные речи. Человек кажется загадкой для другого; его умеют только порицать, но его не знают. Когда видишь, как легкомысленно распоряжаются жизнью и смертью народов институты, под господством которых живет Европа, как цивилизованная юстиция окружает себя богатым арсеналом тюрем, наказаний, орудий смерти для санкционирования своих сомнительных решений; когда видишь неслыханное число людей различных классов, обрекаемых со всех сторон на нищету, и социальных париев, к которым относятся заведомо с грубым презрением, возможно, чтобы избавить себя от хлопот вырвать их из грязи; когда видишь все это, то становится непонятным, на каком основании можно предписывать отдельной личности дорожить существованием, как таковым, если при этом попираются наши привычки, наши предрассудки, наши законы и вообще наши нравы.

Полагали, что можно удержать от самоубийства унизительными наказаниями и чем-то вроде позора, которым клеймят память виновных. Нужно ли говорить, как недостойно клеймить позором людей, которых уже нет среди живых, чтобы защитить себя? Впрочем, несчастных это мало волнует; и если самоубийство обвиняет кого, то прежде всего тех людей, которые остались в живых, так как в этой массе ни один не заслужил того, чтобы ради него продолжать жить. Имели ли успех придуманные людьми наивные и жестокие меры в борьбе против нашептываний отчаяния? Какое дело человеку, желающему бежать из этого мира, до тех оскорблений, которые мир обещает нанести его трупу? Он видит в этом только еще одно проявление подлости со стороны живущих. Что это, в самом деле, за общество, где испытываешь самое глубокое одиночество среди многих миллионов

, где можно поддаться непреодолимому желанию лишить себя жизни, причем так, чтобы никто об этом не догадался? Это общество – не общество; оно, как говорит Руссо, пустыня, населенная дикими зверями.

На тех должностях, которые я занимал в полицейском управлении, самоубийства[78] относились отчасти к моей компетенции. Я хотел узнать, нет ли среди побуждающих к ним мотивов таких, действие которых можно было бы предупредить. Я предпринял на этот предмет огромную работу. Я нашел, что кроме коренного преобразования существующего общественного порядка все остальные попытки будут напрасны[79].

Среди причин отчаяния, которые побуждают очень нервных, страстных и глубоко чувствующих людей искать смерти, я обнаружил в качестве преобладающего явления, дурное обращение, несправедливости, тайные наказания, которым суровые родители и начальники подвергают лиц, от них зависящих. Революция уничтожила не все виды тирании; зло, в котором упрекали самодержавную власть, существует еще в семьях; оно вызывает здесь кризисы

, аналогичные революциям.

Соотношение интересов и чувств, подлинные отношения между людьми, по существу, только еще предстоит создать среди нас, и самоубийство лишь один из тысячи и одного симптома всеобщей, всегда готовой к новым проявлениям, социальной борьбы; от этой борьбы очень многие борющиеся устраняются, так как устали числиться среди жертв, или возмущаются при одной мысли о возможности занять почетное место среди палачей. Если требуются некоторые примеры, я могу извлечь их из подлинных протоколов.

В июле 1816 г. дочь одного портного была обручена с мясником, хорошо воспитанным молодым человеком, бережливым и трудолюбивым, сильно влюбленным в свою красавицу-невесту, которая в свою очередь была ему очень предана. Молодая девушка была швеей; она пользовалась уважением всех знавших ее, и родители жениха нежно ее любили. Эти славные люди не упускали случая завоевать симпатии своей невестки; придумывали развлечения, где она была царицей и идолом.

Наступило время свадьбы; все распоряжения между обоими семействами были сделаны, все соглашения заключены. В тот вечер, который был назначен, чтобы отправиться в муниципалитет, молодая девушка и ее родители должны были ужинать в семье жениха. Но этому помешал малозначительный непредвиденный случай. Исполнение заказа для одного из его богатых клиентов задержало портного и его жену дома. Они извинились. Но мать жениха сама пришла за своей невесткой, получившей разрешение родителей отправиться с ней.

Несмотря на отсутствие двух главных гостей, ужин был чрезвычайно веселый. Очень много шутили на семейные темы, которые допускала перспектива свадьбы. Пили, пели. Говорили о будущем. Очень живо обсуждались радости счастливого брака. За столом засиделись до глубокой ночи. По легко понятному снисхождению родители молодого человека не обращали внимания на молчаливую договоренность обрученных. Рука искала руку, любовь и близость ударили им в голову. Кроме того, на брак смотрели как на заключенный, молодые люди уже давно посещали друг друга и не подавали повода ни к малейшему упреку. Умиление родителей жениха, поздний час, взаимные страстные желания, поощряемые снисходительностью их менторов, непринужденное веселье, которое обыкновенно царит при таких пиршествах, все это вместе взятое, и легко представившийся случай, и вино, которое горячило голову, – все благоприятствовало исходу, который легко можно было предвидеть. Любящие нашли друг друга в темноте, когда свечи погасли. Все делали вид, что ничего не замечают и не подозревают. Здесь счастье молодых людей вызывало лишь радость и никакой зависти.

Молодая девушка вернулась только на следующее утро к своим родителям. Как мало она считала себя виновной, видно уже из того, что она вернулась одна. Она проскользнула в свою комнату и привела в порядок свой туалет. Но как только родители увидели свою дочь, они с яростью набросились на нее, стали осыпать ее бранью и самыми постыдными именами. Соседи были свидетелями этого, скандал не имел границ. Можно представить себе потрясение этого ребенка, чувства, которые испытывала девушка от позора и оскорбительного нарушения самой ее тайны. Напрасно доказывала потрясенная девушка своим родителям, что они сами компрометируют ее, что она признает свою неправоту, свою глупость, свое непослушание, но что все можно исправить. Ее доводы и ее страдание не подействовали на портного и его супругу.