Сочинения. Том 5

Далее, когда сцепляются малые частицы, находящиеся в движении, они не могут тотчас разлететься. Ведь множество других частиц, налетая на них со всех сторон: сверху и снизу, спереди и сзади, справа и слева, — швыряют и сотрясают их, не позволяя оставаться на месте. Кроме того, мы вынуждены полагать, что все эти крошечные частицы снабжены множеством крючкообразных выступов: один служит для сцепления с соседней частицей, другой, верхний — для сцепления с камнем, а тот, что снизу, — с железом. Ведь если частица сверху прицепилась к камню, а снизу с железом не связана, толку от этого нет никакого. Получается, нужно, чтобы самый верх выступающей части зацеплялся за камень, а железо соединялось с нижним выступом. А так как частицы сплетаются между собой и с боков, где-то там, несомненно, тоже должны быть крючки. Главное, не упускай из виду, что эти частицы, будучи такими мелкими, оснащены многочисленными и разнообразными отростками. А еще не забывай вот о чем: чтобы второй железный предмет сцепился с первым, третий — со вторым, а тот — с четвертым, нужно, чтобы эти крошечные частички проникали сквозь поры и в то же время отскакивали от следующего железного предмета, хотя по природе своей он во всем подобен первому.

Что ж, такую гипотезу не упрекнешь в недостатке смелости. Однако, по правде говоря, она куда более бесстыдна, чем предыдущие: получается, что, если пять одинаковых железных стилей выстроились в цепочку один за другим, частички камня, легко проходя сквозь первый, отскакивают от второго и не могут пройти сквозь него таким же образом. С какой стороны ни посмотри, выходит нелепость: ведь если частицы отскакивают от второго железного стиля, как они попадают в третий? А если не отскакивают, за счет чего второй подвешен к первому? Ведь сам Эпикур предполагал, что притяжение порождается отталкиванием частиц.

Но, как я уже сказал, случись кому-либо вести беседу с этими людьми, ему самому придется говорить глупости. Поэтому, сказав краткое заключительное слово, я бы хотел оставить эту тему. Если кто-нибудь возьмется прилежно изучать сочинения Асклепиада, ему станет ясно, что его мнения логически восходят к истокам его учения, но при этом противоречат наблюдаемым явлениям. Эпикур, стремясь найти объяснения явлениям, навлекает насмешки, тщетно стараясь показать, что они согласуются с его теорией, Асклепиад же заботится о логической связи с основами своего учения, но ему нет дела до явлений. Таким образом, тому, кто хочет опровергнуть нелепые гипотезы, следует, если он спорит с Асклепиадом, упомянуть о расхождении с наблюдаемыми явлениями, а если он спорит с Эпикуром — о несогласии с теорией. Почти все остальные школы, которые основывались на такого рода началах, теперь окончательно угасли, и только эти до сих пор держатся, и не без достоинства. Впрочем, гипотезы Асклепиада неоспоримо опровергает Менодот Эмпирик, упоминая как об их несогласии с наблюдаемыми явлениями, так и о противоречиях между собой. А гипотезы Эпикура оспаривает Асклепиад, всегда опираясь на логику, о которой, кажется, не очень-то заботился Эпикур.

Однако нынешние люди не торопятся получить ясное представление об этих школах, как и о других, лучших, с тем, чтобы потом долго разбирать и испытывать, что истинно, а что ложно в каждой из них; но, несмотря на свое невежество, одни называют себя врачами, а другие — философами. А поэтому неудивительно, что они почитают ложное наравне с истинным. Ведь каждый из них стал таким, каков был первый наставник, который ему подвернулся, не пытаясь научиться чему-либо у кого-нибудь еще. А иные из них, хотя бы и повстречали более одного учителя, однако до того непонятливы и тупоумны, что даже на старости лет все еще не понимают логической последовательности аргументов. В старину таких людей отсылали на черные работы. А чем это закончится — бог знает!..