Читаем Сочинения в четырех томах. Том 4 полностью

Выбегают пожарные, на ходу одеваясь в не успевшее просохнуть платье, выезжает на великолепном коне вестовой в медной каске и с медной трубой. Выскакивает брандмейстер и, задрав голову, орет:

– Где? Какой?

– В Охотном! Третий! – отвечает часовой сверху.

А сам уже поднимает два шара на коромысле каланчи, знак Тверской части. Городская – один шар, Пятницкая – четыре, Мясницкая – три шара, а остальные- где шар и крест, где два шара и крест – знаки, по которым обыватель узнавал, в какой части города пожар.

А то вдруг истошным голосом орет часовой сверху:

– Пятый, на Ильинке! Пятый!

И к одинокому шару, означающему Городскую часть, привешивают с другой стороны коромысла красный флаг: сбор всех частей, пожар угрожающий.

И громыхают по булыжным мостовым на железных шинах пожарные обозы так, что стекла дрожат, шкафы с посудой ходуном ходят, и обыватели бросаются к окнам или на улицу поглядеть на каланчу.

Ночью вывешивались вместо шаров фонари: шар – белый фонарь, крест – красный. А если красный фонарь сбоку, на том месте, где днем – красный флаг, – это сбор всех частей. По третьему номеру выезжали пожарные команды трех частей, по пятому – всех частей.

А если сверху крикнут: «Первый!» – это значит закрытый пожар: дым виден, а огня нет. Тогда конный на своем коне-звере мчится в указанное часовым место для проверки, где именно пожар, – летит и трубит. Народ шарахается во все стороны, а тот, прельщая сердца обывательниц, летит и трубит!

И горничная с завистью говорит кухарке, указывая в окно:

– Гляди, твой-то…

В те давние времена пожарные, николаевские солдаты, еще служили по двадцать пять лет обязательной службы и были почти все холостые, имели «твердых» возлюбленных – кухарок.

В свободное от пожаров время они ходили к ним в гости, угощались на кухне, и хозяйки на них смотрели как на своих людей, зная, что не прощелыга какой-нибудь, а казенный человек, на которого положиться можно.

Так кухарки при найме и в условие хозяйкам ставили, что в гости «кум» ходить будет, и хозяйки соглашались, а в купеческих домах даже поощряли.

Да и как не поощрять, когда пословица в те давние времена ходила: «Каждая купчиха имеет мужа – по закону, офицера – для чувств, а кучера – для удовольствия». Как же кухарке было не иметь кума-пожарного!

Каждый пожарный – герой, всю жизнь на войне, каждую минуту рискует головой. А тогда в особенности: полазь-ка по крышам зимой, в гололедицу, когда из разорванных рукавов струями бьет вода, когда толстое сукно куртки и штанов (и сухое-то не согнешь) сделается как лубок, а неуклюжие огромные сапожищи, на железных гвоздях для прочности, сделаются как чугунные. И карабкается такой замороженный дядя в обледенелых сапогах по обледенелым ступеням лестницы на пылающую крышу и проделывает там самые головоломные акробатические упражнения; иногда ежась на стремнине карниза от наступающего огня и в ожидании спасительной лестницы, половиной тела жмется к стене, а другая висит над бездной… Топорники, каски которых сверкают сквозь клубы черного дыма, раскрывая железо крыши, постоянно рискуют провалиться в огненные тартарары.

А ствольщик вслед за брандмейстером лезет в неизвестное помещение, полное дыма, и, рискуя задохнуться или быть взорванным каким-нибудь запасом керосина, ищет, где огонь, и заливает его… Трудно зимой, но невыносимо летом, когда пожары часты.

Я помню одно необычайно сухое лето в половине восьмидесятых годов, когда в один день было четырнадцать пожаров, из которых два – сбор всех частей. Горели Зарядье и Рогожская почти в одно и то же время-А кругом мелкие пожары…

В прошлом столетии в одной из московских газет напечатано было стихотворение под названием «Пожарный». Оно пользовалось тогда популярностью, и каждый пожарный чувствовал, что написано оно про него, именно про него, и гордился этим: сила и отвага!


ПОЖАРНЫЙ

Мчатся искры, вьется пламя,

Грозен огненный язык.

Высоко держу я знамя,

Я к опасности привык!

Нет педелями покоя,-

Стой на страже ночь и день.

С треском гнется подо мною

Зыбкой лестницы ступень.

В вихре искр, в порыве дыма,

Под карнизом, на весу,

День и ночь неутомимо

Службу трудную несу.

Ловкость, удаль и отвага

Нам заветом быть должны.

Мерзнет мокрая сермяга,

Волоса опалены…

Правь струю рукой умелой,

Ломом крышу раскрывай

И рукав обледенелый

Через пламя подавай.

На высоких крышах башен

Я, как дома, весь в огне.

Пыл пожара мне не страшен,

Целый век я на войне!


Перейти на страницу:

Похожие книги