Сочинения в двенадцати томах. Том 2

Почему наблюдается такая разница? — 1) В 1790–1791 гг. общее состояние промышленности более благоприятствовало какому бы то ни было профессиональному движению рабочих, чем 1792–1799 гг., время прогрессирующей безработицы, падения производства из-за недостатка сырья и сокращения сбыта. Поэтому особенная скудость известий о проявлениях рабочего движения в 1792–1799 гг. может быть объяснена вовсе не только случайной утратой документов [1]

. 2) Что же касается того обстоятельства, что для 1789–1791 гг. так мало сохранилось данных по чисто экономическим вопросам, то здесь можно строить лишь гипотезы. Можно предполагать, что немало данных такого рода пропало среди далеко не полностью попавших в Национальный архив бумаг «комитета о нищенстве», «комитета земледелия и торговли», «комитета, заведывавшего финансами», и других комитетов (хорошо сохранились, в сущности, лишь бумаги «комитета конституции»), например, мы знаем (ср. первую часть моей работы, стр. 90–92) доклад Гудара о состоянии обрабатывающей промышленности, прочитанный в Национальном собрании в 1791 г., но исчезли бумаги, легшие в основу этого доклада; знаем доклад Ларошфуко-Лианкура (ср. первую часть моей работы, стр. 73–74), но тоже не можем сказать, на основании каких материалов он его писал.

Относительно же 1792–1799 гг. дело обстоит в смысле сохранения документов этого рода несколько лучше: сохранились бумаги комитета общественного спасения, много бумаг комитета земледелия и искусств, сохранилась переписка «бюро максимума» и т. п. Может быть, и тут действовали тоже не только случайная пропажа документов в первом случае и случайно лучшее сохранение их в другом; ведь именно в 1792–1799 гг., когда положение промышленности сильно ухудшилось сравнительно с 1789–1791 гг. (по единогласным утверждениям дошедших до нас документов), всевозможные петиции, жалобы, мольбы о вспомоществовании и так далее со стороны хозяев, а отчасти и рабочих должны были в особенно большом количестве присылаться местным и центральным властям, а потому и сохраниться их могло относительно большее количество.

Как бы там ни было, это отличие — факт, с которым исследователь должен считаться, как с vis major. Я отмечаю это здесь именно потому, что совершенно несправедлив был бы упрек в неравномерности распределения материала, в невыдержанности масштаба в обеих частях предлагаемой работы: я брал все относящееся к теме, что только мне удалось найти в архивах, и, конечно, должен был считаться с тем, что в характере материалов, легших в основу первой части, есть известное отличие от характера материалов, на основе которых строилась вторая часть. (Не говорю уже о том, что две первые главы второй части, которые поясняют, что нужно понимать под словами рабочие французской провинции,

по существу дела являются характеристикой промышленности, обрисовкой фона экономической жизни, без которого непонятна была бы вся история рабочего класса французской провинции при революции.) Впрочем, так как отличие в характере документов для первого и для второго периодов лишь относительное, то и первая часть моей работы не вышла исключительно «социальной», а вторая не вышла исключительно «экономической» историей рабочего класса.

Работа, для которой я начал собирать материалы восемь лет тому назад, оказалась гораздо сложнее и труднее, нежели я думал, именно вследствие почти полной неразработанности не только вопроса о рабочих, но и общего вопроса о французской обрабатывающей промышленности в конце XVIII столетия; эта работа затруднялась и скудостью источников, разбросанностью документов, отсутствием, за редкими, единичными исключениями, инвентарей революционной эпохи, сколько-нибудь пригодных для поисков.

Долг благодарности заставляет меня помянуть здесь тех, которые, не щадя своего времени и труда, старались облегчить мне поиски в архивных лабиринтах. Особенно я обязан главному инспектору французских архивов г. Camille Bloch’y, который, не довольствуясь тем, что дал мне ряд ценных указаний относительно Национального архива, а также и архива департамента Луарэ (где он начинал свою службу), предоставил еще в мое распоряжение принадлежащую ему лично рукописную копию не изданных, к сожалению, до сих пор мемуаров Ballainvilliers, последнего интенданта Лангедока. Большую помощь оказал мне и г. Charles Schmidt, один из заведующих Национальным архивом, который сообщил мне ряд номеров тех картонов, где находятся документы, еще ни в каком инвентаре не обозначенные (преимущественно из серии F¹², для описи которой производятся администрацией архива еще только подготовительные работы).