Сочинения в двенадцати томах. Том 3

Правда, вскоре от этого принципа стали допускаться отклонения, и фактически лиценцию мог получить и нефранцуз; важно было иметь заручку в министерстве или при дворе.

В августе 1810 г. было решено, что голландцы приравниваются к французам, что должно существовать 30 серий лиценций (20 — для плавания по Ламаншу и Океану, 9 — для плавания по Средиземному морю и одна — для «Амстердама и голландских портов»), причем в каждой «серии» будет по 100 лиценций. Как общий принцип было подтверждено, что всякий владелец «лиценций» должен вывезти из Франции товаров на ту же сумму, на которую ввозит в нее иностранных провенансов; эти провенансы подчиняются обыкновенным тарифам и таможенным пошлинам. В чем их преимущество, — формулируется так: они изъяты из действия берлинского декрета от 21 ноября 1806 г., миланских — 23 ноября и 17 декабря 1807 г. и тюильрийского — 11 января 1808 г. (подтверждавшего предшествовавшие декреты, т. е. другими словами, от действия континентальной блокады)

[16].

Конечно, как пишет Буррьен (сам, к слову сказать, обвиненный во взяточничестве) в своих записках, много подкупов и мошенничеств было вокруг этих лиценций и исключительных разрешений, и немало повествуют об этом документы архива. Вот, например, случай, взволновавший и торговую палату, и городские власти г. Дюнкирхена в 1811 г. и оставивший след в документах. Министр полиции имел тайного агента, некоего Даньо, которого употреблял для разведок касательно того, что делается в Англии. Чтобы иметь предлог, этому Даньо позволено было (якобы тайно) торговать с Англией. Даньо обзавелся сорока небольшими судами и несколькими большими, в 200–300 тонн, и начал огромную торговлю с Англией. Мэр Дюнкирхена возмущенно жалуется на то, что «под предлогом полицейских операций» Даньо производит по всему побережью колоссальную торговлю английскими товарами, с «неисчислимой прибылью» для себя и для Англии, но в прямой ущерб «великим мерам его величества». Даньо даже открыл торговый дом, пригласил компаньонов, одного из них поселил в Англии и т. д. Эта чудовищная несправедливость возмущает, по словам мэра, все классы общества. На фоне общего обнищания, вызванного именно континентальной блокадой, блестящие дела полицейского агента в самом деле должны были вызвать чувство горечи[17]

.

Что этот Даньо — вовсе не исключение, что под предлогом полицейских дел агенты Фуше получали эти привилегии, в корне подрывавшие смысл блокады, и в Булони, и в Вимере, и в Остенде, и в Торвере, чтобы уже говорить только о северном побережье Франции, это явствует из другой бумаги того же мэра[18]. Министр полиции холодно ответил на эти донесения, отрицая злоупотребления, указанные мэром, и со своей стороны (совершенно некстати, с внешней стороны) указал мэру, что по его, министра, сведениям в Дюнкирхене распространяются английские памфлеты, направленные против особы его величества. Мэр категорически назвал эти известия вымышленными и, опять обращаясь к Даньо, новыми фактами подтвердил справедливость своих показаний. На этом дело и кончилось.

Наполеон вообще подозревал в чем-то Фуше, когда тот пробовал выдавать лиценции своей властью, и прямо заявил ему однажды, что ни таможни не признают законными эти лиценции, ни французские корсары и что он, император, одобрит действия и таможен, и корсаров (если те захватят суда, получившие лиценции от Фуше). «У вас нет достаточно законности в голове», — сурово писал император по этому поводу Фуше, временно тогда исполнявшему обязанности министра внутренних дел[19].

Что полиция (и сам Фуше) делают какие-то сомнительные дела с лиценциями, Наполеон продолжал это подозревать и дальше; по крайней мере уже в ноябре 1809 г. он вторично писал Фуше о злоупотреблениях полиции, слухи о которых доходят до императора «со всех сторон»[20]. Он «формально приказывал», чтобы полиция не вмешивалась в дела навигации[21]

, но она при своем тогдашнем всемогуществе, конечно, находила возможность обойти этот запрет. Наполеону доносили, что в один только Остендский порт на основании лиценций, выданных полицией, было ввезено товару на 2,8 миллиона франков, а вообще в Остенде, Булонь и Голландию — на 4–5 миллионов. Ему это очень не нравилось, но злоупотребления, свойственные системе лиценций по существу, продолжались[22].

В конце концов Наполеон решил положить предел всем этим темным проделкам своей полиции с лиценциями (tout ce tripotage) и признал, что покровительствуемые им и отправляемые в Англию контрабандисты (smuggler’ы или, как император пишет: smogleurs) никакой пользы не приносят. Все лиценции, выданные полицией, Наполеон приказал объявить лишенными силы (20 ноября 1811 г.), еще за несколько дней до последнего выговора Фуше[23].