Сочинения в двух томах. том 1

Я пожал плечами. Он поднял свои — еще выше.

— Подумайте только: многое, представляющее для иностранца очень большие трудности, для меня — простая игрушка, не стоящая мне ни времени, ни труда. Впрочем, дело не в этом. Вы — в Турции, вы — мой гость, и я предупреждаю вас, что сочту за личное оскорбление, если вы в каком бы то ни было затруднении прибегнете не к моей помощи.

Он принял маршальский вид. У меня действительно было к нему дело: на прошлой неделе мне пришлось четыре раза обедать в Верхнем Босфоре и из-за этого необходимо было ночевать в гостинице, так как местные пароходы не ходят по ночам. Ночлег в чужой постели мне чрезвычайно неприятен, и я осведомился, нельзя ли нанять маленький особняк недалеко от посольства.

Мехмед-паша выслушал меня очень внимательно.

— Вы наметили что-нибудь подходящее?

— Нет, я ничего не нашел; на всем протяжении от Иеникея до Буюк-Дере нет ни одной подходящей виллы. Большая часть из них до того отвратительны, что я не снял бы их ни за что: я боюсь заразиться там каким-нибудь хроническим кошмаром. Здесь, на европейском берегу, слишком уж свирепствует современный стиль.

— Да. А на азиатском берегу?

— На азиатском?

Я изумился: там живут, кажется, одни лишь турки, и нет ни одного дома, в котором мог бы поселиться европеец. По крайней мере, так думают во всех посольствах.

— Ба! — рассмеялся Мехмед. — Не волнуйтесь из-за такого пустяка. По душе ли вам маленькая мусульманская хижина, висящая над Босфором? Дом, в каком в свое время жил ваш Пьер Лоти… Прекрасный, кстати, писатель!

— Еще бы не по душе!

— Хорошо. До свиданья. Я вам на днях напишу.

И вот вчера увешанный револьверами и ятаганами кавас (надо ведь следовать моде) с церемонной важностью подал мне письмо:

«Господин полковник!

У вас теперь свой каик. Он ждет вас у пристани Топ-Ханэ, ближайшей к улице Бруссы. Вам нужно только накануне вечером отдать гребцам ваши распоряжения на утро. Это — двухвесельный каик. Я выбрал такой нарочно, потому что двухвесельный каик может везде проскользнуть незамеченным. А трехвесельные редки и бросаются в глаза.

Ваши каикджи — албанцы, как и мои; одного из них зовут Османом, другого — Арифом. При всех обстоятельствах можете считать, что они глухи и немы. Они скорее позволят себя казнить, чем выдадут ваши тайны кому-либо, даже полиции, даже мне. Можете им вполне доверять. Албанцы — народ верный.

У вас также имеется собственный дом. Завтра же ваш каик может вас туда отвезти. Он находится в Азии, в Беикосе, на Босфоре, в нижней части деревни, и, следовательно, как раз против вашего посольства. Я позволил себе разложить там несколько старых ковров, которые загромождали мой конак в Пени махалли.

Каикджи будут у вас на жалованье. Дом я снял от вашего имени за двадцать турецких ливров в год. Что касается каика, это — подарок, который прошу благосклонно принять от меня на память о Сладких Водах Азии.

Мехмед Джаледдин-паша».

У меня чудесный каик, весь из лакированного дерева, с широкой черной каймой — точь-в-точь, как у леди Фалклэнд. Мой домик стоит в живописном ряду маленьких лачуг, тесно прижавшихся друг к другу. В него можно попасть через площадку с лестницей, три ступеньки которой спускаются в Босфор, и через ворота, ведущие в садик. В нижнем этаже две небольшие комнаты, а наверху — три совсем маленькие. Ковры Мехмед-паши великолепно их украшают. Под сваями в каик-ханэ можно поместить одну-две лодки. Окна до половины заделаны ясеневыми ставнями, как того требует мусульманская стыдливость. Мои соседи справа и слева — два славных старых длиннобородых турка, из которых один — имам в мечети. Все это вместе создает прекрасное целое, и я от души жалею тех, кто живет в европейских харчевнях там, на том берегу, или в ужасных виллах в «современном стиле».

XIII

Четверг, 15 сентября.