Сочинения в двух томах. Том 1. Звезды Эгера

Постоялые дворы, стоящие на окраинах турецких городов, - сущие маленькие вавилоны. Приезжие разговаривают в них на всех языках мира. Понимают ли их хозяева - это уж другой вопрос. Они становятся особенно непонятливыми, когда какой-нибудь привычный к барской жизни путник требует себе комнату, постель и прочие диковинные вещи.

Постоялые дворы, или, как их называют, караван-сараи, одинаковы во всех селениях Востока. Это большие неуклюжие строения со свинцовыми крышами. Просторный двор обнесен со всех сторон каменной стеной в человеческий рост. Но стена двойная; внутренняя ограда ниже и толще. Ее можно было бы назвать лежанкой, но все же это не лежанка, а просто стена с широкой плоской верхушкой. Назвать же ее стеной опять-таки неправильно. Скорее уж это лежанка, ибо ночью путники ложатся на нее, чтобы по ним не прыгали лягушки.

Но турку такое ложе и нужно. На нем он варит ужин, к нему привязывает коня, тут же и спит; если же вместе с ним путешествуют жены и дети, а тем паче если дождь идет, он бросает на высокую наружную стену рогожу или циновку, снизу привязывает ее к кольям, вбитым в землю, - и крыша готова. Главное, что он может не разлучаться с конем. Случись ночью коню удариться башкой о голову хозяина, тот дает ему тумака, но одновременно успокаивается: конь его цел. Поворачивается на другой бок и снова засыпает. Это и есть караван-сарай. Запах сена, навоза, лука, гнилых плодов - приятный аромат для утомленного путника.

Как-то майским вечером в адрианопольский караван-сарай заехали два молодых всадника - оба турка. Одежда их, правда, напоминала венгерскую: узкие синие штаны, синие аттилы[36], подпоясанные желтыми платками, за пояс заткнуты кончары, на плечах широкие, ржавого цвета плащи из верблюжьей шерсти, капюшоны надвинуты на самые глаза. С первого взгляда можно было сказать, что это дэли

[37], которые служат под стягом правой веры только во время войны, а вообще живут грабежом. Одежда их только нам показалась бы венгерской. А турок счел бы ее турецкой. И венгры и турки - восточный народ. Но дэли все были турками.

В караван-сарае на этих проезжих никто не обратил внимания. Да и на что смотреть-то! Разве только на повозку, в которой сидели два красивых молодых невольника. И еще на двух добрых пристяжных коней, привязанных к повозке.

Кучер тоже невольник и тоже молодой. Невольники были либо венграми, либо хорватами, но двое из них, несомненно, знатного рода - это видно и по холеным рукам, и по их лицам. Где бы дэли ни захватили этих юношей, они наживутся на них хорошо!

Во дворе караван-сарая толклось много разного люда. Турки, болгары, сербы, албанцы, греки и румыны; женщины, дети, купцы и солдаты - шумный водоворот. Адрианопольская дорога точно Дунай: все вливается в нее. Потому и не удивительно, что каждое утро в караван-сарае вавилонское столпотворение и смешение языков.

Солнце уже клонилось к закату. Люди поили скот - кто коня, кто верблюда. Каждый спешил захватить место на каменной стене - расстилал там циновку или ковер. А у кого не было ни ковра, ни циновки, тащил охапками сено и солому, чтобы камень не резал бока.

Когда оба дэли устроились во дворе, один из них - восемнадцатилетний парень со смелым взглядом - крикнул хозяина постоялого двора:

- Мейханеджи![38]

Из-под крыльца вылез приземистый человек в красной шапке и спросил лениво:

- Что надо?

- Мейханеджи, комната у тебя есть? Я заплачу.

- Час назад заняли.

- Кто занял? Пусть мне уступит, я заплачу.

- Ему ты вряд ли заплатишь. В комнате остановился прославленный Алтин-ага.

И он почтительно указал в сторону каменного крыльца, где на разостланном коврике, поджав под себя по-турецки ноги, сидел черный турок с лицом ворона. Одежда его и два белых страусовых пера на тюрбане говорили о том, что он особа весьма знатная. Рядом стоял слуга с опахалом. Другой слуга приготовлял какой-то напиток. Во дворе суетилось еще человек двадцать солдат в красно-синих одеждах. Это были сипахи - конные ратники правоверных, вооруженные широкими саблями, луками и колчанами. Сипахи хлопотали и варили ему. Один из них стирал у колодца белье аги, другой стаскивал навьюченный на верблюда ковер для постели - дорогой, мягкий шерстяной ковер.

Да, у такого не попросишь уступить комнату.

Оба дэли, расстроенные, поплелись обратно к повозке. Кучер быстро распряг лошадей, напоил их и снял оковы с невольников. Потом он тоже разжег костер на каменной стене и поставил котелок, чтобы сварить ужин.

У молодых невольников не заметно было грусти. Правда, оба турка относились к ним почтительно: ели с ними из одного котла и пили из одной посуды. Невольники были, очевидно, отпрысками благородных семейств.

Ага тоже принялся за ужин. Повар принес и поставил перед ним на ковер серебряное блюдо с пловом из баранины. Ага ел руками, ибо пользоваться вилкой и ножом ни к чему и даже неприлично. Только нечестивые, неверные гяуры едят, сидя за столом, и употребляют столовые приборы.