Сочинения в двух томах. Том 2

— Сан-Реми, Сан-Реми! Да, теперь я помню, его послали сюда из Лиона. Сколько лет от роду она вышла замуж, Зануккио?

— Она вышла замуж шестнадцати лет и прожила с мужем два года во Франции. Теперь ей не больше двадцати трех, если только можно верить женщинам, ваше сиятельство.

— Да, это верно, Зануккио. Женщина молода до тех пор, пока может причинять кому-нибудь зло, а когда она не в состоянии его больше причинять, — она стара. Она богата, эта Венера?

— Она так богата, что самая дешевая драгоценность ее дома могла бы доставить мне возможность пить целый год кипрское вино. Маркиз ведь недаром купил эту Беатрису Цорци, да к тому же она потом получила хорошее наследство. Во дворце ее висят картины всех наших великих художников, есть даже картины, писанные Тицианом в…

— Да, да, множество дорогих картин и других драгоценностей, но что ты скажешь про ее политические убеждения, Зануккио? Любит ли она моих соотечественников?

— Она так их любит, что, если находят повешенного француза, обыкновенно говорят: этот человек обедал вчера у маркизы де Сан-Реми. Подумайте, как неблагодарны бывают женщины, ваше сиятельство. Ваша республика обезглавила ее мужа, бывшего на тридцать лет старше ее, а она благодарит вас тем, что бросает трупы ваших соотечественников в канал перед своими окнами.

— Ничего, мы дадим ей урок, Зануккио, и, надеюсь, скоро. Позови мне теперь гондолу, я хочу ехать в дом «Духов». Ведь так зовут дом, в котором она живет?

— Да, это — старый дом, в городе только два дома и носят такое название. Только я бы не советовал вашему сиятельству ехать туда, даже я не в состоянии защитить вас там.

— Не беспокойся. Я слишком дорожу своим горлом и не люблю воды. Но пусть гондольер едет прямо к ее дому, я хочу осмотреть его.

По знаку Зануккио к ним быстро приблизилась гондола, и несколько минут спустя они уже отчалили от площади и подъезжали к городскому саду и к церкви Святого Захария. Утренний туман уже успел рассеяться, и яркое солнце заливало своим теплым светом голубые воды лагун и темные гондолы, скользившие по ним. Вильтар, очарованный представлявшейся его глазам картиной, которую он видел в первый раз в своей жизни, с удовольствием облокотился на мягкие подушки гондолы и на минуту предался самым приятным размышлениям. Зануккио, однако, не выдержал долгого молчания и прервал его объяснениями и рассказами истории прелестной церкви Святого Захария, но Вильтар резко перебил его вопросом:

— Чья это гондола стоит у подъезда дома, Зануккио?

Старик вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть гондолу, но не успел он промолвить и слова, как его господин уже сам ответил за него:

— Да ведь это и есть сама леди Беатриса, она остановилась у своего дома?

Зануккио подтвердил догадку Вильтара, хотя, по-видимому, был очень недоволен тем, что господин его и на этот раз обошелся без его помощи. Он не мог удержаться от того, чтобы не прибавить:

— Взгляните на художественную отделку фасада дома, ваше сиятельство.

— Меня совсем не интересует фасад дома, мой друг, — перебил его Вильтар, — лучше спрячь, пожалуйста, свою уродливую голову, чтобы не напугать маркизы. Так ты говоришь, что это второй дом от второго моста, с двойной бронзовой дверью?

— Да, и молоток на ней работы Сансовино, ваше сиятельство.

— Ладно, ну, а теперь можешь доставить себе удовольствие, старик. Покажи мне хорошенько весь город и главным образом проводи меня туда, где бы можно было хорошо пообедать… Подобное поручение, наверное, пришлось тебе по вкусу, Зануккио?

Старик испустил крик радости и сейчас же поспешно велел гондольеру повернуть по направлению Риальто и дворцов. И, никем не сдерживаемый, он принялся болтать теперь без умолку, но Вильтар даже не слушал его болтовни, он думал теперь только о том, что первой его заботой будет не забыть про дом с двойной бронзовой дверью и с хорошенькой хозяйкой. Когда часам к двум он вернулся в гостиницу «Белого Льва» и спросил там своего друга Гастона, ему сообщили, что граф еще не возвращался. Тот же ответ был ему дан и немного позже, когда он опять повторил свой вопрос, таким образом прошел целый день, и Гастон не явился и к ночи; сначала Вильтар только слегка удивился этому, потом серьезное беспокойство охватило его.

— В дело действительно замешана женщина, — говорил он себе, — и, к сожалению, такая женщина, которая охотно заботится о том, чтобы мои соотечественники незаметно исчезали с лица земли.

IV