Сочинения в двух томах. Том 2

— Кепль, ради Бога, стреляй! Здесь убийство, право, убийство! Мы попали в ловушку, клянусь небом!

Но Кепль не ответил: испуганный, он рыдал на корме.

Когда честный Конерз утомился от крика, в него выстрелили из люка, но неудачно. Между тем, ошеломленный было сначала своим падением, помощник теперь оправился и бросился со своею палкою на троих из присутствующих. Одному он рассек череп, а двое других с воплем попадали в люк. В эту минуту он и Конерз были хозяевами на палубе. Мессенджера, продолжавшего стоять на мостике, они оставили в покое, не соображая, друг он или враг. Но, когда Конерзу понадобилось снова зарядить револьвер, Мессенджер быстро соскочил с мостика и неожиданно появился перед ним.

— Слушайте, — сказал он тем особенным, строгим голосом, которым он умел приказывать при случае, — мне кажется, вы довольно сделали для одной ночи. Уберите этот заряд!

Конерз повиновался ему, как всегда, слабые повинуются сильным, даже в минуту опасности.

— Теперь, — продолжал тот тем же тоном, — идите на корму и не сходите вниз, пока я не позову вас, если вы только не хотите быть убитым.

Конерз, утомленный резнею и переживая уже реакцию, послушно спустился вниз. Мессенджер запер за ним дверь каюты и обернулся посмотреть на бледное лицо и дрожащую фигуру Кепля.

— Кепль, я думаю, вы в большом затруднении. Как случилось, что этот дьявол вырвался?

— Он сошел в каюту, когда вы ушли, — пробормотал тот, — и клялся, что застрелит меня, если я пошевелюсь. Потом он позвал Конерза, и они пошли вместе.

— Я так и думал. Ну, кто-нибудь должен покончить с ним, мешкать нельзя! Я пойду, а вы следуйте за мною.

У Кепля не было особенного расположения к этому делу, но он одинаково боялся и остановиться, и идти вперед; он прятался за Мессенджером и шел за ним, как за новым начальником судна. В это время помощник, разбитый и ошеломленный, бросил свою железную палку и сидел на ящике с балластом. Но при первых тихих звуках шагов он очнулся и вскочил с ужасным криком:

— А, так вы и есть тот негодяй, которого я жду! Дай мне Боже силы! — зарычал он, схватив свое орудие.

Мессенджер легко бы мог покончить с ним выстрелом из револьвера, но побоялся звуком выстрела привлечь внимание других судов. В это время ирландец сильно ударил его палкой по голове. Но удар был слишком большой силы, гладкое железо выскользнуло из его рук, пронеслось над плечом Мессенджера, опустившегося на одно колено, и, не задев его, ударило Сиднея Кепля по лицу так, что кости его черепа затрещали, и он мертвым упал на палубу.

На мгновение этот трагический эпизод заставил всех замолчать. Помощник дрожал, как будто от страшного холода, экипаж отстранился от него, как от сумасшедшего. Мессенджер один сохранял присутствие духа и, прежде чем обезоруженный ирландец снова ободрился, ударом кулака свалил его, затем приказал связать, а сам поднялся опять на мостик.

Теперь судно находилось между многими другими судами, направляющимися к Шельде и в Голландию, а Мессенджер еще не был готов к передаче слитков золота на яхту, так как не обладал ловкостью покойного Кесса Робинзона. Палуба судна была запятнана кровью, а экипаж, парализованный ужасом, попрятался кто куда. Только штурвальный стоял у колеса да внизу, у машины, — механик-шотландец Алек Джонсон.

— Все ли в исправности внизу, когда настанет время? — сурово спросил он. — Это судно должно исчезнуть спустя пять минут, как мы оставим его!

— Можете положиться на меня, — отвечал шотландец, — оно погрузится, как мешок с камнями, а перед утром будет туман, который поможет нам скрываться!

Действительно, скоро наступил пасмурный день; холодный, пронизывающий белый туман опустился на суда и скрывал море. Вдруг большая полоса темно-красного цвета, пробившись сквозь туман, рассеяла его — и теперь можно было ясно видеть покрытое пенящимися волнами море. Подбадривающая утренняя свежесть, казалось, призывала к дневной работе. Воздух был чудный, живительный для тех, кто просыпался после долгого сна, но те, которые оставались на судне, были охвачены новым страхом. Когда взошло солнце, оно осветило лицо умершего, лежавшего в том же положении, так что экипаж, выйдя ободренный, отшатнулся. Все боялись дотронуться до него и опустить в море, служащее местом упокоения для умерших. Мессенджер сам понял, что подобное напряжение не может долго продолжаться, и при перемене вахты вдруг приказал направляться прямо к «Семирамиде», хотя риск такого действия был ему очевиден.