Сочинения в двух томах

1

Идут года... С Адама мы твердимЕдинодушно эту правду злую.Оставимте Италию святую,Оставимте Фраскати, пышный Рим,На нашу Русь заглянемте родную.Я думаю, уж я наскучил вам,Твердя одно: «Италия святая!»Но ведь она не вовсе нам чужая,Дары ее завещаны и нам,И нам ее отворены чертоги,И мы званы священствовать во храм,Где царствуют досель, назло векам,Из мрамора изваянные боги;Где властвует над нежною душойИ красоты и славы мощный гений;Где в золоте и в бронзе вековойПовсюду мысль протекших поколенийЗаписана их творческой рукой...Вкруг этих черт бродящие народы,Читая их, вы поняли ль ее?В себе, в себе узнали ль бытиеИной, святой, возвышенной природыИ чувств иных биение в груди?Не поняли? Так бог уж вас суди!

2

Итак, прости, прости на годы многи!Быть может, я под мирт твой вновь приду,Но тот же ль буду? Те же ли найдуЗдесь сердца сны, восторги и тревоги?Иль постепенно север заморитТо, что меня теперь животворит..,Прощай, руин зеленый плющ и розы,И ты, царица спящих сих долин,Грусть думная, восторженные слезы...Пойму ль когда опять язык руин?Отвечу ль им высокими страстями?..Прощай, о говор вечно шумных струй,И ты, смуглянка с яркими очами,И жаркий наш под миртом поцелуй...О, трудно мне последнее прощанье,Италия, в слезах тебе сказать,Как тяжело, о милое созданье,О ангел мой, в последнее лобзаньеОт уст твоих уста мне оторвать.

3

Прислушайтесь... звучат иные звуки...Унынье и отчаянный разгул.Разбойник ли там песню затянулИль дева плачет в грустный час разлуки?Нет, то идут с работы косари...

Кто ж песнь сложил им? Как кто? ПосмотриКругом: леса, саратовские степи,Нужда, да грусть, да думушка, да цепи.

4

Пойдем на звук волынки полевой.Как вечер тих! В росе фиалка дышит,И свищет соловей в глуши лесной,И долго в ночь заря на небе пышет.Вот барский дом на холме. Вкруг стоятПушистые березы вековые,Ряды теплиц, а под горою садИ пруд, а там избушки тесовыеПо берегу излучистой реки.

5

Вот на гору поднялись мужички,Всё с песнями; но только увидалиГосподский дом, примолкли, шапки сняли;Приказчик к барину пошел один,Чтоб доложить, как много десятинРаспахано, и скошено, и сжато.

6

Кто ж барин-то?.. Узнаете ль его,Читатели?.. Рассказа моегоОн был герой в Италии богатой.Да полно, он ли? Как он потолстел(Что значит ведь у нас — похорошел),Румян, здоров, глаза как масленисты,И праздничный какой имеет вид!..Что ж? Дай господь! В деревне аппетит,Движенье, сон, хозяйство, воздух чистый...

7

Владимир! Здравствуй! Как-то ты живешь?Рисуешь, пишешь, классиков читаешь?Остришь над всем? Влюблен? Успешно?.. Что ж?О, милый мой, как громко ты зеваешь!..Посмотримте, как он проводит день.

8

Он, возвратясь давно из-за границы,И не заехал в русские столицы,А в глушь своих забился деревень.Выписывал газеты и журналы,Сперва читал их все, а после мало,И наконец читать их перестал.Он «Quotidienne» и «Siecle»[100] получал,И прочие различного объема,Различные умом и остротой,И, наконец, «Diario di Roma» [101]С его кузиной «Северной Пчелой».

9

Раз дождик шел. Как кровлею тяжелой,Всё небо тучею обложено.

Туман сокрыл и холмики и долы;И грязь, и сыро, скучно и темно.Владимир поздно встал, пил чай душистый;Кольцом пускал из трубки дым волнистый;Насвистывал затверженны давно,В Италии еще, два-три мотива —«Fra росо» из Лучии, «Casta diva»[102]Из Нормы — и, свистя, смотрел в окноИль в комнате ходил диагонально.Остановясь перед окном, в стеклоСтал барабанить. «О, климат печальный!Какая грусть! Ни выйти на село,Ни на гумно! Чай, озимь пострадает...Поехать на охоту?.. Да хромаетПегас. К тому ж, я что-то тяжелоИ неспокойно ночью спал сегодня,Дай загляну в какой-нибудь журнал».Он кипу целую журналов взял,Случайно вынул нумер прошлогоднийDiario di Roma и читал:«Богоотступник и злодей Карлино,Оставивши Абруцци, между скалРазбил свой стан, под самой Палестриной.Известный лорд *** тут проезжалВ Неаполь и, с семейством и женою,Зарезан был разбойничьей толпою.Меж жителей распространился страх;Правительство усиливает меры:Отправлены туда карабинеры,Учреждены конвои на путях».«Карлино?.. Уж не он ли тот Карлино,Которого знавал я?.. Может быть».Он далее читал:«Но изловитьНе могут шайки, и от ПалестриныУже к Дженсано перешел злодей.Намедни шли в Альбано капуциныИ девушка. Презренный изверг сейЗаставил их плясать, а сам с своей...»Но, на беду, вошел на месте этомПавлушка в дверь (смотритель за буфетом),Ужасно хочется мне в мой рассказВсего два слова лишние прибавитьНасчет Павлушки, чтоб, шутя, для васВсю биографию его представить.Он барином еще покойным, стариком,Был взят во двор господский казачком,Одет был в казакин и панталоныШирокие, а на груди патроны.Доныне казакина своегоОн не лишил нашивки сей. Его

Павлушкой звали девушки-вострушки,И до седин остался он Павлушкой.Вот всё.

Павлушка

Обед готов-с.

Владимир

Что, суп иль щи?

Павлушка

Вы приказали щи.

Владимир

Еще что будет?

Павлушка

Жаркое дичь; с подливкою лещи...

Владимир

Скажи-ка повару, не то забудет,Чтоб он в подливку луку покрошил.Пойти обедать.За обедом.

Павлушка

Утром приходилПетрушка Чайковский.

Владимир

Ну, что ж?

Павлушка

Ишь, баринЕго просил откушать вас. ТатаринИ Лыков будут.

Владимир

Что ж мне до сих порНе доложил?

Павлушка

Он был часу в десятом,Вы почивать изволили. Да в дворЕще наехал было Ласлов с братом,Я отказал.

Владимир

Что ж это? За меняРаспоряжаться стали вы?

Павлушка

Да яПодумал так, что будет не угодноВам их принять.

Владимир

Я мог бы отказатьИ сам. Какой вы все народ негодный!Мне всё вперед докладывать, сказать.Ты слышишь?

Павлушка

Слушаю. Еще в то ж времяПриказчик был и приносил вам семяКакое-то, прислали в образец.

Владимир

Зайдет пусть после. Рябчик пережарен.Обед свой жирный кончив наконец,Отправился всхрапнуть часок наш барин;Проснувшись, стал пить чай и взялДоканчивать начатый им журнал.«Посмотрим, как плясали капуциныПод дудочку несчастного Карлино;А девушка?»«Презренный изверг сейЗаставил их плясать, а сам с своейБогопротивной шайкой любовался,И после распял, как уж наругался(На небесах награда будет им:Их церковь сопричислила к святым).А девушка, обняв его колени,Молила умертвить ее скорей,Но не внимал свирепый изверг ей,Не тронули его мольбы и пени...И обнял он ее и целовал,И у себя три дня ее держал.Меж тем, такой же страстию пылая,Озлобленны товарищи егоПредать вождя решились своего(Их вразумила дева пресвятая,Заступница людей перед творцом).К Неттуно перешел своим он станом.Проснувшись утром, поглядел кругомИ видит — он один, пред атаманомИсчез его разбойничий народ,Наместо их карабинеров взвод.Он взят; сидит в Сант-Анджело, и скоро,По составленьи формы приговора,Близ храма Весты будет он казнен.На исповедь идти не хочет он».«Карлино! Мы с ним встретились однажды.Был в жизни нам один урок, но каждыйПо-своему его растолковал.Несчастный! Помню, он всегда бывалТак скромен, тих, в мечтаньях благороден...Я помню... Но я разве с ним не сходен?Обманут был он жизнью так, как я;Мы оба стали те же мизантропы, —Над ним гремят проклятия Европы,А я слыву как честный человек...Да чем же лучше я? О, жизнь! О, век!Павлушка! Эй! Приказчику ИвануСкажи, доклад я принимать не стану.За ужином я гуся буду естьДа сыр. В еде спасенье только есть!»16 (28) декабря 1843, 1844, Париж, Петербург