Сочинения в двух томах

Недвижная, поникши головою,Она, казалось, силилась понять,Что было с ней... Хваталася рукамиЗа голову, как будто удержатьСтараясь разум; мутными глазамиИскала всё кого-то... Давит грудьСтесненное, тяжелое дыханье...О, хоть бы слезы..? Но — увы! — в страданьиИ слезы даже могут обмануть...

Потом как бы вернулась сила снова,И вырвались из уст и стон и слово:«Он обманул!.. Я всем теперь чужда...»

Поэме «Машенька» свойственны раскованность повествования, соединение элементов возвышенного и низменного, трагического и комического, эпоса и лирики, типичные для реалистического метода. Об этом же свидетельствует и стремление автора расширить круг наблюдаемой действительности, изобразить многоголосую уличную толпу. Наиболее показательна в этом отношении седьмая глава, где еще не оправившегося от сердечного приступа Василия Тихоновича (отца героини) увозит в праздничный день на острова его старинный приятель по службе:

«Как пыльно! Уф! Дышать почти нет сил!Да слезем тут, пройдемте до гулянья,Смотрите-ка, народу что идет,Чай, всякие — держитесь за карманы,Кто их теперь в толпе-то разберет...Глядите-ка, пристал какой-то пьяный

К купчихе, знать: повязана платком.Здоровая, ей-ей, кровь с молоком!Чай, ест за трех! Ишь жирная какая!Эге, ругнула! Вот люблю, лихая!...Послушаем шарманки. Ишь какойТальянец — мальчик, а уж черномазый.Чай, сколько он проходит день-деньской!Как вертится! Ах, дьявол пучеглазый!...Подвинемтесь туда,

К каретам. Ты, седая борода,Слышь, не толкай! Посторонись, аршинник!Не видишь, что чиновники...Скорей, Василий Тихоныч, не пропустите,Директорша. Да шляпу-то снимите.Проехала. Директор не при ней.А вон коляска... Да кто в ней, глядите —Не знаете? Ведь стыдно и сказать...Вся в кружевах теперь и блондах... Танька,Та, что жила у Прохорова нянькой!

И шляпка вниз торчит... Тож лезет в знать!Чуфарится! Туда ж с осанкой барской!..»

Это изображение празднично настроенной толпы, способное вызвать улыбку читателя, необходимо автору не только для полноты картины городской жизни, но и для контраста, поскольку оно непосредственно переходит в зарисовку иной тональности — драматической встречи обезумевшего отца с падшей дочерью.

Отправившись осенью 1842 года в Италию, Майков прожил за границей около двух лет. Итогом итальянских впечатлений явился новый сборник стихов «Очерки Рима» (1847), замысел которого возник у поэта не без воздействия повести Н. В. Гоголя «Рим», опубликованной в журнале «Москвитянин» в 1842 году. В гоголевской повести Белинский увидел встревожившие его своим «славянофильством» «косые взгляды на Париж и близорукие взгляды на Рим» (VI, 427, ср. 661). Как и в повести Гоголя, в новом сборнике Майкова еще не вовлеченный в круговорот капиталистической цивилизации Рим противопоставлялся кипящему социально-политической борьбой и конфликтами Парижу («Северу»):

Сидя в тени виноградника, жадно порою читаюВести с далекого Севера — поприща жизни разумной...Шумно за Альпами движутся в страшной борьбе поколенья......Здесь же всё тихо: до сени спокойно-великого РимаГромы борьбы их лишь эхом глухим из-за Альп долетают…(«Газета»)

Правда, в отличие от героя повести «Рим», разочаровавшегося в культуре, созданной французами — этой «заживо умирающей нацией», — лирический герой Майкова, прислушиваясь к политическим бурям во Франции, полон желания стать их участником: