Сочинения в трех томах. Том 1

Перейдя по льду реку Чжон-лун, а потом и Дайтун, караван стал медленно взбираться вверх по узкому ущелью к «Небесному перевалу» — Тенгри-даб.

На этот подъем потратили почти четыре дня. Только к 19 января караван вышел на широкое горное плато. Ветры сдули отсюда почти весь снег. Черно-коричневые пластинки окаменевших сланцев гулко постукивали под ногами верблюдов. Они прошли узкой тропой мимо замерзшего озера. Черная остановившаяся вода и каменистое дно тускло просвечивали сквозь удивительно чистый лед. У разрушенных непогодой скал можно было укрыться от ветра, и все решили немного передохнуть. Тем более что шел первый день китайского нового года, или «цагалгана» по-монгольски. В цагалган люди обмениваются добрыми пожеланиями и табакерками. «Отведайте новогоднего табаку», — говорят они друг другу, искренне веря, что это поможет дожить до следующего цагалгана.

Закончив таким обменом празднование нового года, навьючили верблюдов и отправились к Тенгри-дабу, до которого оставалось около трех верст узкой, круто уходящей вверх дороги. На самой вершине перевала стоит таможня и несколько постоялых дворов, за которыми тянутся тщательно обработанные под различные посевы поля. Вниз, прямо к реке Синин, вела хорошая дорога. Семь верст прошли за каких-нибудь два часа.

Вдоль другого берега Синина тянутся красные выветренные скалы. Потоки железных и марганцевых солей исполосовали их желтыми, бурыми, краснофиолетовыми слоями. Но под низким багровым солнцем скалы кажутся залитыми застывшей кровью. Параллельные друг другу горизонтальные трещины и причудливые сплетения голых древесных ветвей у подножий придают какую-то изощренную законченность этому странному, неземному пейзажу.

В плоской скальной нише приютился маленький монастырь Марсан-лха, что означает «Красное божество». Здесь хранится прах ламы Бал-дорчжэ (Палдора), убившего царя Ландарму — приверженца местных языческих культов и ярого гонителя буддизма. В честь этого события в монгольских монастырях тоже ежегодно устраивают красочные танцевальные мистерии.

Верстах в десяти выше монастыря, где отвесные скалы с обеих сторон сжимают реку, перекинут широкий деревянный мост. На противоположном конце моста — таможня, где осматривают идущие из Монголии караваны в поисках кирпичного чая. Китайцы свято блюдут свою чайную монополию.

При приближении каравана из таможни выскочил молоденький чиновник. Не обращая на паломников никакого внимания, он поднял шлагбаум и, пропустив караван, вернулся в дом. Он весьма своеобразно понимал свой долг. Спутники Цыбикова беспрепятственно провезли по 50 кирпичей чая, засунув их в мешки с цзамбой.

Переночевав вблизи гостеприимной таможни, паломники вышли на прямую дорогу, ведущую в знаменитый монастырь Гумбум, где им предстояло прожить до конца апреля. Тому было несколько причин. Во-первых, караванщики, люди большей частью торговые, надеялись распродать здесь свои товары и закупить новые, высоко ценимые в Тибете. Кроме того, животные, да и сами люди нуждались в основательном отдыхе. Но самая главная причина заключалась в том, что высокогорные перевалы можно было пройти лишь весной. Поэтому Цыбиков решил употребить все свободное время на знакомство со святынями Амдо — монастырями Гумбум и Лабран.

Монастырь, который тибетцы и монголы называют Гумбум, а китайцы Та-Сы (монастырь ступы), стоит над самым оврагом, дно которого поросло диким луком. Овраг этот так и зовут «Падь дикого лука», цзон-ха по-монгольски. Кстати, имя реформатора буддизма Цзонхавы тоже происходит от названия этого растения. По-русски Цзонхаву следовало бы называть Диколукским.

Господин Диколукский и был основателем монастыря Гумбум, точнее Гумбум-Чжамба-лин, что означает «Мир Майтреи с 100 тысячами ликов».

Цзонхава родился в 1375 году. Кровь от его пупка была пролита как раз над обрывом, где теперь возвышается памятный субурган. Через три года, гласит легенда, на священном месте выросло ароматное сандаловое дерево (цандан), на листьях которого явственно проступили изображения великих божеств Львиноголосого, Манджушри, Ямантаки, Махакалы и др.

Вся религиозная жизнь Монголии и Тибета связана со всевозможными буддами, бодхисаттвами и охранителями. Для того, кто не разбирается в пантеоне местных богов, Тибет останется тайной за семью печатями. Жизнь этого теократического государства так же тесно связана с религией, как это было когда-то в Египте, Вавилоне и в государстве народа майя. Может быть, даже влияние религии на жизнь тибетцев еще более велико, чем в доколумбовой Америке и Египте.