Он вызвал лифт. Люпена со всеми возможными предосторожностями усадили на сиденье. Ганимар сел рядом и сказал своим людям:
— Спускайтесь вниз. Будете ждать меня у окошка консьержа. Договорились?
И взялся за ручку двери. Но не успел он ее захлопнуть, как раздались пронзительные вопли. Подобно воздушному шарику, сорвавшемуся с ниточки, лифт неожиданно взлетел вверх. Его полет сопровождался сардоническим смехом.
— Ах ты, черт! — взревел Ганимар, судорожно пытаясь нащупать в темноте кнопку спуска.
И, не найдя ее, крикнул полицейским:
— Все на шестой! К дверце шестого этажа!
Перескакивая через ступеньки, агенты помчались наверх. Но тут произошла странная вещь: лифт, будто проломив потолок последнего этажа, вдруг пропал из виду и внезапно появился на верхнем этаже, где размещалась прислуга. Там он наконец остановился. У дверцы ждали трое. Один из них открыл лифт, и, пока двое держали Ганимара, хотя он, ошеломленный, потеряв свободу движений, даже и не думал сопротивляться, третий вынес Люпена.
— Я предупреждал вас, Ганимар… Похищение на воздушном шаре… и все это благодаря вам! В другой раз не будете столь мягкосердечным. И кроме того, вы забыли, что Арсен Люпен никогда не даст себя побить и причинить себе боль без серьезных на то причин. Прощайте…
Дверь кабины захлопнулась, и лифт, увозя Ганимара, начал спускаться вниз. Все случилось так быстро, что старый полицейский прибыл на нижний этаж одновременно со своими же агентами.
Не успев переброситься и словом, все кинулись через двор к черной лестнице. Лишь по ней одной можно было добраться до этажа прислуги, откуда и сбежал Люпен.
Длинный извилистый коридор со множеством маленьких пронумерованных комнаток вел к неплотно прикрытой двери. За нею уже в соседнем доме начинался точно такой же коридор со скошенными углами и похожими комнатами. В конце его — черная лестница. Ганимар спустился по ней, пересек двор, вестибюль и выскочил на улицу Пико. И тогда понял: два длинных дома, уходя в глубину, соприкасались между собой, а их фасады выходили на две разные улицы, но не перпендикулярные, а параллельные, и расстояние между ними было более шестидесяти метров.
Он зашел к консьержке и показал свое удостоверение:
— Здесь проходили четверо мужчин?
— Да, двое слуг с пятого и шестого этажа и двое их друзей.
— А кто живет на пятом и на шестом этажах?
— Господа Фовель и их кузены Провост. Они сегодня съехали. Оставались лишь двое слуг. Но и те только что ушли.
«Так, — подумал Ганимар, рухнув на диванчик в закутке консьержки, — какую же дичь мы упустили! В этом квартале размещалась вся банда».
Спустя сорок минут двое мужчин подъехали в экипаже к Северному вокзалу и поспешили к экспрессу на Кале. За ними несли их чемоданы.
У одного из них рука была на перевязи, а бледное лицо свидетельствовало о нездоровье. Второй же казался в веселом расположении духа.
— Галопом, Вильсон, не хватало еще опоздать на поезд. Ах, Вильсон, я никогда не забуду эти десять дней!
— Я тоже.
— Какие чудные сражения!
— Просто замечательные.
— Ну, конечно, не обошлось и без мелких неприятностей.
— Совсем мелких.
— А в конце концов победа на всех фронтах. Люпен под арестом! Голубой бриллиант найден!
— Моя рука сломана!
— Когда речь идет о такой удаче, какое значение может иметь чья-то сломанная рука!
— Особенно моя.
— Ну да! Ведь вспомните, Вильсон, как раз в тот момент, когда вы были у аптекаря и там страдали, как герой, я обнаружил путеводную нить.
— Вам просто повезло!
Двери вагонов уже закрывались.
— По местам, господа. Пожалуйста, поторопитесь.
Носильщик влез по ступенькам в пустое купе и впихнул в сетку чемоданы, а Шолмс тем временем втаскивал в вагон неудачливого Вильсона.
— Да что с вами, Вильсон! Еле движетесь… Поэнергичнее!
— Дело вовсе не в энергии.
— А в чем?
— Просто у меня действует лишь одна рука.
— Ну и что! — весело откликнулся Шолмс. — Тоже мне беда! Можно подумать, вы один на всем свете в таком положении. А как же однорукие? Настоящие калеки? Ну как, залезли? Слава Богу.
Он протянул носильщику монету в пятьдесят сантимов.
— Спасибо, голубчик. Держите.
— Благодарю, господин Шолмс.
Англичанин поднял глаза: перед ним стоял Арсен Люпен.
— Вы… вы… — ошеломленно забормотал он.
А Вильсон заблеял, потрясая своей единственной рукой, тыча в него пальцем:
— Вы! Вы! Ведь вас же арестовали! Шолмс сам мне об этом сказал. Когда он ушел, вас окружали Ганимар со своими тридцатью полицейскими.
Люпен, скрестив руки на груди, возмущенно проговорил:
— Вы что же, думали, я дам вам уехать, не попрощавшись? После таких приятных дружеских отношений, которые у нас с вами сложились? Да это было бы просто невежливо. За кого вы меня принимаете?
Раздался свисток.
— Ладно, прощаю вас. Вам ничего не нужно? Табак, спички… Есть? А вечерние газеты? Там вы найдете все подробности моего ареста и вашего последнего подвига, мэтр. А теперь до свидания, счастлив, что с вами познакомился… правда, счастлив! Если я когда-нибудь вам понадоблюсь, то буду рад…
Он спрыгнул на перрон и захлопнул дверцу.