— И поскольку предполагаете, что из одиннадцати домов наверняка найдется один, избранный мною для своих нужд и потребностей моих друзей, то поручили Ганимару перейти в наступление и обнаружить место, где я скрываюсь.
— Нет.
— Что это значит?
— Это значит, что я действую один и собирался перейти в наступление в одиночку.
— В таком случае мне нечего опасаться, поскольку вы у меня в руках.
— Вам нечего опасаться, ПОКА я у вас в руках.
— Вы хотите сказать, что долго тут не останетесь?
— Нет.
Арсен Люпен подошел к англичанину поближе и мягко положил руку ему на плечо.
— Послушайте, месье, мне что-то неохота спорить, а вы, к несчастью для вас, не в состоянии одержать надо мной верх. А значит, покончим с этим.
— Покончим с этим.
— Вы дадите мне честное слово, что не будете пытаться сбежать с корабля, пока он не достигнет английских территориальных вод.
— Даю вам честное слово, что всеми средствами буду стараться отсюда сбежать, — неукротимо возразил Шолмс.
— Но, черт возьми, вы же знаете, что стоит мне хоть слово сказать, и вы окажетесь совершенно беспомощным. Все эти люди слепо мне повинуются. По одному моему знаку вам накинут на шею цепь.
— Бывает, цепи тоже рвутся.
— Они бросят вас за борт в десяти милях от берега.
— Я умею плавать.
— Хороший ответ! — засмеялся Люпен. — Прости меня, Господи, я был во гневе. Простите и вы, мэтр… и перейдем к делу. Ведь вы понимаете, что мне необходимо принять меры, обеспечивающие безопасность мою и моих друзей?
— Любые меры. Но они окажутся бесполезными.
— Ладно. Так вы не будете сердиться, если я все-таки их приму?
— Вы просто обязаны это сделать.
— Тогда начнем.
Люпен отворил дверь и позвал капитана и двух матросов. Те схватили англичанина и, обыскав его карманы, со связанными ногами привязали Шолмса к койке капитана.
— Хватит! — приказал Люпен. — В самом деле, месье, лишь из-за вашего упрямства и исключительной серьезности положения я позволил себе пойти на…
Матросы вышли. Люпен обратился к капитану:
— Пусть кто-то из экипажа останется здесь в распоряжении господина Шолмса, а вас попрошу, как только сможете, тоже составить ему компанию. Будьте к нему исключительно внимательны. Это не пленник, а гость. Который час, капитан?
— Два часа пять минут.
Люпен взглянул на свои часы, затем на стенные часы в каюте.
— Два часа пять минут? На моих то же самое. Сколько времени требуется, чтобы дойти до Саутгемптона?
— Если двигаться не спеша, часов девять.
— Пусть будет одиннадцать. Вам нельзя приближаться к земле до полуночи, до того момента, как из Саутгемптона отойдет пароход, прибывающий в Гавр в восемь утра. Ясно, капитан? Повторяю: поскольку для нас всех было бы чрезвычайно опасно, если бы месье вернулся во Францию с этим пароходом, вы не должны до часу ночи оказаться в Саутгемптоне.
— Понял.
— Будьте здоровы, мэтр. До встречи в будущем году в этом мире или в ином.
— До завтра.
Спустя несколько минут Шолмс услышал шум удаляющегося автомобиля и в тот же момент в глубинах «Ласточки» громко зачихал мотор. Яхта тронулась в путь.
К трем часам дня они вышли из устья Сены и оказались в открытом море. В это время, растянувшись на койке, к которой был привязан, Херлок Шолмс крепко спал.
На следующее утро, утро десятого, последнего дня войны двух великих противников, в «Эко де Франс» появилась симпатичная заметка:
«Вчера Арсен Люпен издал декрет о высылке английского сыщика Херлока Шолмса. Декрет был подписан в полдень и приведен в исполнение в тот же день. В час ночи Шолмс уже высадился в Саутгемптоне».
Глава шестая
ВТОРОЙ АРЕСТ АРСЕНА ЛЮПЕНА
С восьми утра улица Крево, что между проспектом Булонского леса и авеню Бюжо, была запружена двенадцатью фургонами, перевозившими вещи. Господин Феликс Дэви покидал занимаемую им квартиру на пятом этаже дома № 8. А эксперт господин Дюбрей, объединивший в одну квартиру шестой этаж этого же дома и шестые этажи рядом стоящих домов, по чистой случайности, поскольку эти господа между собой были незнакомы, в этот же день отправлял коллекции мебели, ради которых его ежедневно посещали зарубежные партнеры.
Обитатели квартала заметили одну любопытную деталь, хотя заговорили о ней лишь гораздо позднее: ни на одном из двенадцати фургонов не стояло имени и адреса отправителя и ни один из сопровождавших их грузчиков не задержался в соседней пивной. Они работали так споро, что к одиннадцати часам все было закончено. В квартирах оставались лишь клочки бумаги и какие-то тряпки, что всегда после отъезда жильцов валяются в углах пустующих комнат.
Господин Феликс Дэви, элегантный молодой человек, модно и со вкусом одетый, держа в руках тросточку, вес которой свидетельствовал о необычайно развитой мускулатуре ее владельца, господин Феликс Дэви мирно вышел из дома и уселся на скамеечку в поперечной аллее, пересекающей проспект напротив улицы Перголез. Рядом с ним на скамье читала газету просто одетая женщина, а возле нее малыш копал лопаткой песок.
Спустя некоторое время господин Феликс Дэви, не поворачивая головы, осведомился у женщины:
— Что Ганимар?
— Ушел с девяти утра.
— Куда?