— Не вижу в том никакого геройства, — безапелляционно заявила Сесили Престон, дочь начальника гарнизона, отодвигаясь от стола, за которым она только что завтракала вместе с отцом, — сперва натворила глупостей, всех переполошила, а потом, изволите видеть, во искупление грехов поплыла невесть куда в бурю, в утлой лодчонке. Разумеется, она хороша собой, на ней мужская рубашка и куртка, и вы все без ума от нее. Но зачем на ней тогда серьги и почему она в белых чулочках и в промокших насквозь туфельках? И высокая прическа… Мужская шляпа… Вот что я хотела бы знать.
С этими словами младшая дочь полковника Престона поднялась из-за стола, слегка отряхнула подол своего изящного утреннего платьица и, засунув миниатюрные пальчики за пояс на тонкой талии, стала презрительно ждать ответа.
— Ты несправедлива к ней, дитя мое, — веско отозвался полковник. — Она действительно накормила нашего дезертира и одела его, но сделала это, конечно, из жалости к изголодавшемуся и иззябшему человеку; не забудем также, что этот Мак-Кафри хоть кого проведет. А ее решимость рискнуть жизнью, чтобы спасти его от несправедливого приговора и оберечь своего брата от насмешек и сплетен, заслуживает похвалы. Заметь, что моральное влияние ее таково, что даже этот бездельник решил промолчать и пойти в тюрьму, чтобы не выдать ее и не доставить ей неприятности.
— Он просто знал, что, если он скажет, что ему подарили одежду, никто все равно не поверит, — возразила мисс Сесили, — и моральное влияние тут совсем ни при чем. Ты говоришь, она рисковала жизнью, но ведь эти болотные жители, как мы знаем, относятся к земноводным, что, кстати, видно и по тому, как они одеваются. Что касается ее доброты, папа, то я хотела бы напомнить тебе, как однажды в этой же комнате и еще раз потом, давая инструкции мистеру Кальверту, ты сам говорил, что Кульпепперы таковы, что могут сманить к дезертирству. А сколько хлопот доставил тебе юрист ее необузданного брата, когда вы вели переговоры насчет береговой полосы? Ты сам говорил тогда, папа, что из-за таких-то людей и происходят конфликты между местным населением и федеральным правительством.
Полковник счел нужным откашляться. Даже величайшие деятели, как военные, так и гражданские, терпят порой поражения в домашнем кругу.
— Тем более наш долг, — сказал он примирительным тоном, — отнестись критически к слишком резким и неосновательным выводам. Берегись предрассудков, дитя мое. И не забывай, что она наша гостья.
— Но предпочитает общество миссис Бромли! Я думаю, если вы все втроем — ты, мама и еще Эмили, которой, кстати, пора бы узнать, чем, собственно, так пленился в ней мистер Кальверт, — выполните свой долг хозяев, я могу побыть в стороне.
Полковник Престон укоризненно покачал головой, но вынужден был отступить и оставить поле боя противнику. Чуть раскрасневшаяся победительница слегка тряхнула белокурыми локонами и, расправив платье, присела к пианино. Капризно полистав ноты, мисс Престон поднялась и выглянула в окно.
То, что она увидела, заставило ее позабыть обо всем на свете.
Не далее как в десяти шагах от нее, на чисто выметенном ветром плацу часовой преградил путь прекрасному юноше, и тот стоял сейчас в позе, исполненной досады и высокомерного удивления. Фантазерке представилось, что некий лесной бог в облике смертного пожаловал к ним в Форт. Из-под откинутой со лба клеенчатой шляпы вились черные кудри, безбородое лицо было выточенным, как на камее. Синяя вязаная фуфайка под распахнутой курткой обрисовывала идеальную, скульптурно четкую фигуру юноши. Ноги его были упрятаны в высокие, до бедер, рыбацкие сапоги, но поскольку в описываемое время дамы еще не были приучены к мужским фигурам в штанах до колен на крикетном поле и в теннисных брюках на корте, то Сесили Престон, знавшая лишь строгую элегантность военных мундиров, была восхищена непринужденной грацией незнакомца.
Часовой повторил свой оклик; незнакомец залился злым румянцем. В этот критический момент Сесили распахнула дверь на веранду.
Заметив хорошо знакомую миниатюрную фигурку дочери полковника, часовой отдал ей честь, указывая ей в то же время взглядом на незнакомца. Лесной бог тоже оглянулся и разом стал простым смертным.
— Я пришел за сестрой, — пояснил он смущенно, однако с ноткой вызова в голосе, — она где-то здесь.
— Она здесь, и в полной безопасности, мистер Кульпеппер, — заявила, ослепительно улыбаясь, эта великая лицемерка, — и мы счастливы ее видеть. Мы в восторге от ее мореходного искусства и мужества; какой надо быть смелой, чтобы приплыть к нам, рискуя жизнью ради другого!
— Значит… Значит, вы обо всем знаете… — запинаясь, сказал Джим, испытывая огромное облегчение. — И про то, что она…