Сочинения в трех томах. Том 2

— Теперь все ясно, — решительно произнес он. — Второй удар произошел от нервного потрясения, потому что больной внезапно очутился на том же месте, где случился первый. Это доказывает, что у него в мозгу еще сохраняются прежние впечатления, но первый проблеск памяти вызвал болезненное чувство, и напряжение оказалось не под силу. Конечно, все это очень неудачно, но все-таки это хороший признак.

— Значит, вы считаете… — нерешительно начал Гарри Слинн.

— Я считаю, — сказал доктор Дюшен, — что память у него все же сохранилась — это видно, как я уже говорил, из того, что он сейчас старается заглушить неприятные воспоминания и не хочет думать о них. Вот увидите, он будет избегать любого намека и хитрить, чтобы увильнуть от нежелательных расспросов.

Так и случилось. Была ли гипотеза доктора правильной или нет, но когда он впервые повез пациента на прогулку, тот явно не обратил внимания на камень — который вопреки предсказанию кучера по-прежнему лежал у дороги — и решительно не желал говорить о нем. Но более многозначительными для Дюшена и, возможно, даже несколько загадочными были угрюмая рассеянность пациента, сменившая бессмысленное самодовольство, и недоверие к окружающим, занявшее место прежней доверчивости, которая лишь изредка нарушалась раздражительностью, как обычно у больного. Дочери иногда чувствовали, что он смотрит на них пристально, почти подозрительно, и даже сын замечал скрытую антипатию отца в беседах с ним.

Приписывая это болезни, дети своим поведением отчасти оправдывали отчуждение отца: они уделяли ему довольно мало внимания. У них были более приятные дела. Девушки заняли в обществе положение, которое прежде занимала Мэми Малрэди, и обе пользовались вниманием жителей Скороспелки. Молодой редактор «Новостей» благодаря предполагаемой близости к семейству Малрэди действительно добился успеха, который он когда-то себе шутливо предсказал. Исчезновение дона Сезара рассматривали как тактическую уступку поля битвы счастливому сопернику; все думали, что Гарри помолвлен с дочерью миллионера и стал доверенным лицом своего будущего тестя. Результатом магического действия имени Малрэди были две-три удачные спекуляции. По мнению суеверных золотоискателей, главное было в том, что Гарри поселился в старом доме Малрэди.

— Подумать только, — заметил один из прорицателей Рыжей Собаки, болтливый шутник Француз Пит, — в то время, как дураки помчались столбить участки, где без них уже было найдено золото, никому и в голову не пришло занять хижину старика в огороде.

Но последние сомнения относительно близости этих двух семейств были рассеяны странной дружбой, которая возникла между Слинном-старшим и миллионером, когда тот вернулся из Сан-Франциско.

Она началась со странного чувства жалости к физической слабости Слинна. Эта слабость вызвала сочувствие Малрэди, огромная сила которого отнюдь не была подорвана среди роскоши и который по-прежнему мог показать своим рабочим пример в любом тяжелом труде. Их дружба поддерживалась странным и суеверным уважением к душевной болезни Слинна; Малрэди казалось, что в этом его состоянии проявляется та умственная глубина проницательности, какой невежественные люди наделяют умалишенных.

— Значит, вы хотите сказать, что все эти три года жила вашего разума, так сказать, была затеряна и до нее нельзя было докопаться? — спрашивал Малрэди с глубочайшей серьезностью.

— Да, — отвечал Слинн, выказывая меньшее нетерпение, чем обычно проявлял при расспросах.

— И за это время, что вы чахли в безводной пустыне, у вас, наверно, были видения?

Облако прошло по лицу Слинна.

— Ладно, ладно, — сказал Малрэди, немного испуганный своим собственным настойчивым допросом. — Конечно, это ваше личное дело, и об этом не стоит говорить. Я хочу сказать, у вас, наверно, хватало на них времени; вот когда вам станет лучше, расскажете мне что-нибудь по своему выбору.

— Может быть, когда-нибудь и расскажу, — мрачно сказал больной, поглядывая на занятых чем-то дочерей, — когда мы будем одни.

Когда он физически окреп, а левая рука и левая сторона тела понемногу возобновили свои функции, Элвин Малрэди однажды удивил все семейство; он принес выздоравливающему целую кипу писем и счетов и разложил их на столе перед креслом Слинна, предложив ему просмотреть и разобраться в них. Эта мысль казалась нелепой до тех пор, пока не выяснилось, что старик действительно в силах разбирать бумаги и проявляет такую умственную активность и способность к этим занятиям, каких за ним и не подозревали. Доктор Дюшен восхищался улучшением в состоянии пациента и умом миллионера.

— А ведь есть завистливые люди, — восторженно говорил он, — которые утверждают, что этот человек, сообразивший, как занять слабоумное существо, не утруждая его памяти и рассудка, просто удачливый дурак? Послушайте! Может быть, для того, чтобы наткнуться на золотую шахту, и не нужно ума, это дар провидения. Но, по моему опыту, провидение не ищет дураков и не награждает бездельников.