В мертвенном покое прерий есть нечто устрашающее. Самые крепкие нервы с трудом его переносят. Одни только старые трапперы и охотники, сроднившиеся с прериями, составляют исключение. Нервы, как я уже сказал, взвинчиваются, а затем наступает расслабленность и полное безволие. На каждом шагу путник спрашивает себя, не ошибочное ли он избрал направление. Он движется зигзагами, постепенно им овладевает безумие…
Страшная вещь — одиночество в прериях.
Я испытал его в самой острой форме.
По великой равнине я впервые блуждал наугад, мучимый голодом и жаждой.
Но воля к жизни одержала верх.
День еще впереди. Поеду по солнцу. В полдень придется сделать передышку. В этих широтах полдневное солнце стоит почти в зените, и самый опытный астроном не сумеет по нем определить, где юг, где север.
К середине дня я надеялся добраться до кустарника, и это меня успокаивало, хотя заросли, окаймляющие прерию, не менее опасны, чем она сама.
В них можно плутать целыми днями, почти не удаляясь от исходной точки, и чаще всего он и безводный, как раскаленная степь.
Оседлав и взнуздав коня, я окинул взглядом прерию, намечая маршрут.
Глава XX
ЗАВТРАК В ПРЕРИИ
Перспектива в прериях обманчива. Благодаря особым свойствам воздуха предметы на расстоянии кажутся иногда больше, чем на самом деле. Волк вырастает в лошадь, ворона на бугре превращается чуть не в буйвола. Неискушенный глазомер не исправляет этих оптических ошибок.
Только опытный глаз траппера, вводя нужные поправки, схватывает настоящую величину предмета.
В добрых двух милях за озерцом на горизонте появилось пять фантастических силуэтов больших зверей.
Уже не помню, что отвлекло от них мое внимание, но даль через минуту опустела.
Зато у водоема стояли стройные антилопы. Вода отражала их фигурки. Вытянув головы, они делали стойку после бега. Антилоп было пять. Значит, успели переместиться звери, замеченные мною на горизонте.
Антилопы раздразнили мой аппетит: хорошо бы позавтракать жареной дичью!
Скорее любопытство, чем жажда, привело пугливых животных к озерцу: они давно присматривались к всаднику и, не выдержав, пустились бешеным галопом, чтобы разглядеть меня и Моро.
Чуткие звери, застывшие у воды, дичились и вздрагивали, и по всему было видно, что ближе они не подойдут.
Нас разделяла расщелина. Приманив антилоп у обрыву, я подстрелю любую.
Тут я вспомнил о пестром полосатом серапе; при известной ловкости игра с серапе может привести к желанным результатам.
Я подполз к обрыву поближе к антилопам. Поверьте, я крался бесшумно: от успеха зависел завтрак, от завтрака — энергия в борьбе за жизнь.
Дичь пошла на приманку. Антилопы — самые пугливые животные в мире перед лицом врага, но, когда они сталкиваются с новым предметом, любопытство заглушает в них чувство страха.
Уступая соблазну, антилопы вплотную подходят к интригующей их приманке и разглядывают ее в упор.
Кусок цветной материи произвел сильное впечатление. Пять любопытных созданий обежали озерцо, вскинули головы на мое цветное знамя и тотчас отпрянули.
Но вскоре они вернулись. До меня доносилось их возбужденное блеяние. Они принюхивались и трясли острыми мордочками. К счастью, ветер благоприятствовал: он дул от антилоп ко мне, иначе дикарки почуяли бы человека и разгадали бы ловушку. Запах человека и дым охотничьего костра знакомы антилопам.
Выводок состоял из молодого самца и четырех самок, отбившихся, очевидно, от большого стада. Самца я узнал по росту и вилкообразным рогам, отсутствующим у самок. Он как будто предводительствовал подругами, которые жались позади, подражая ему во всех движениях.
После вторичной перебежки антилопы приблизились шагов на сто. Это как раз отвечало дальнобойности моего карабина, и я приготовился стрелять. Вожак стоял ко мне всех ближе, и я избрал его мишенью.
Нацелился и спустил курок.
Когда рассеялся дым, самец лежал на траве и хрипел в предсмертных судорогах.
Антилопы не смутились. Не понимая связи между падением самца и выстрелом, они с изумлением следили за корчами вожака.
Войдя в охотничий азарт, я вскочил на ноги, вторично заряжая карабин. Непростительная оплошность: антилопы меня заметили. Дикарки, равнодушные к ружейному огню и к агонии самца, шарахнулись и ускакали при виде человека.
Но подстреленная дичь лежала по ту сторону лощины.
Как ее достать?
Читатель уже знает про уступы в стенах ущелья.
Привязав Моро к колышку, я захватил охотничий нож и начал спускаться. Тяжелый карабин я оставил наверху, так как надеялся через десять минут вернуться.
Противоположный откос был круче. Я цеплялся за ветви ползучих кедров, гнездившихся между каменьями.
Удивительная вещь: кто-то здесь уже поднимался. Человек или зверь? Тонкий слой почвы на уступах хранил отпечатки следов, а камень кой-где был расцарапан.
Лишь бы насытиться — ни о чем другом я не хотел думать.
Выбравшись на равнину, я приступил к свежеванию антилопы. Дело спорилось у меня, как у мясника.
С голоду я набросился на сырое мясо, но, попробовав язык антилопы и кровяное филе, стал разборчивее: жареная дичь несравненно вкуснее…