Сочинения в трех томах. Том 3

В этих словах Луи Лебара звучала нескрываемая насмешка, потому что он прекрасно знал, какого невысокого мнения его товарищи по профессии о краснокожих и о красоте их женщин и девушек.

— Я говорю вовсе не об этих отвратительных созданиях, — отвечал мустангер, — если бы мы встретили их, я не упомянул бы об этом ни одним словом, мистер Луи. Нет, я говорю о двух бледнолицых девушках, о двух ангелах, и надеюсь, что и Карроль не откажется подтвердить мои слова. Не правда ли, Ваш?

— Пусть меня возьмут черти, если я скажу хоть одно словечко против них! Это — настоящие ангелы, каких только можно себе представить, каких я еще никогда не видал до сих пор и каких, наверное, уже никогда больше и не увижу!

— Слушайте, Торнлей! Вы, должно быть, сговорились с Карролем и просто-напросто дурачите меня. Но я совсем не расположен смеяться, я умираю с голоду, и мне не до шуток. Дайте мне сначала поесть как следует, а потом я с удовольствием готов дурачиться с вами, сколько хотите.

— Ешьте, ешьте! — сказал Торнлей, протягивая уроженцу Луизианы мешок, в котором лежали привезенные ими сухари и дикий индюк, зажаренный накануне. Наедайтесь досыта, но только не думайте, пожалуйста, что мы шутим; это так же верно, как и то, что я теперь разговариваю с вами.

— Где же это посчастливилось вам увидать их? — спросил охотник, с жадностью набрасываясь на жареного индюка, один вид которого, казалось, сразу изменил к лучшему его настроение. Теперь рассказывайте, пожалуйста, я буду есть и слушать вас.

Торнлею так хотелось говорить, что он не заставил повторять просьбу два раза, и сейчас же с мельчайшими подробностями рассказал, каким образом увидели они прибывший в эти места караван эмигрантов. Затем он не менее красноречиво описал заключительную сцену свидания старинных друзей, причем не забыл, само собой разумеется, упомянуть и о том, что эмигранты хотят поселиться в этих местах и завести здесь плантацию хлопчатника.

— А вы не знаете, откуда прибыли эти эмигранты? — спросил Луи Лебар, которого рассказ Торнлея, видимо, сильно заинтересовал.

— Несмотря на то что все они между собой близкие родственники, так сказать, члены одной семьи, они прибыли сюда из двух отдаленных один от другого штатов, — отвечал Эдуард, — одни из них из Теннесси, а другие из Луизианы. Постойте, да вы сами, кажется, из Луизианы, Лебар? Что, если они окажутся вашими знакомыми? Вот было бы интересно, не правда ли? Вы жили там долго и должны знать многих.

Лебара не нужно было спрашивать, хочет он или нет узнать о том, кто такие эти колонисты; его любопытство и без того было сильно возбуждено, как только он услышал слово «Луизиана», потому что для него это слово могло иметь неизвестное его товарищам ужасное значение.

— Луизиана — один из самых больших штатов, — отвечал он, стараясь ничем не обнаружить своего волнения, — а для того, чтобы знать всех жителей любого даже из самых маленьких штатов Северной Америки, нужно не только просто странствовать по этому штату, как делал я, а жить в нем многие и многие годы. Если бы я знал их фамилии, я, пожалуй, мог бы сказать, из какой именно они местности, а может быть, оказалось бы, что я их и знаю… Да вы, по всей вероятности, спрашивали у них об этом? И они, наверное, сказали вам, кто они такие?

— Представьте себе, нет! Я не спросил их об этом и поэтому не могу удовлетворить ваше любопытство, но зато я слышал фамилию джентльмена, стоящего во главе каравана. Он из Теннесси, и к тому же старинный друг Карроля, который скорей, наверное, припомнит его фамилию, чем я.

Лебар вопросительно взглянул на старого траппера.

— Я прекрасно знаю его фамилию, — отвечал тот улыбаясь. — Я знаю не только фамилию, но и все прошлое этого джентльмена и смею вас уверить, что и сам он и его имя пользуется большим и заслуженным уважением в Теннесси. Я был другом его и товарищем еще в те времена, когда служил вместе с ним под началом старого генерала Джексона. И я смело могу сказать, не боясь погрешить против истины, что у нас в армии не много было таких храбрых молодцов, как лейтенант Вильям или Билль Магоффин, а теперь полковник Магоффин милиции штата Теннесси.

Луи Лебар, если бы он мог видеть себя в эту минуту, наверное, обрадовался бы тому, что солнце скрылось окончательно за горизонтом и темная ночь окутала своим покрывалом и корраль, и его самого, и разговаривавших с ним мустангеров.

Не будь этой темноты, наступившей всего несколько минут назад, его товарищи, вне всякого сомнения, обратили бы внимание, как сильно побледнело его лицо, когда при нем назвали фамилию полковника Магоффина.

Несмотря на это, подозрительный и привыкший быть всегда настороже Ваш Карроль обратил внимание, что голос Лебара все-таки слегка дрожал, когда он с деланной небрежностью спросил:

— Как вы его назвали: полковник Магоффин?

— Да, — отвечал старый траппер.

— Вы его знаете? — спросил Эдуард.

— Нет, я никогда даже не слыхал такой фамилии.