Сочинения в трех томах. Том второй. На днях землетрясение в Лигоне. Голые Люди

Не-лю ощущала враждебные взгляды соплеменников, обжигающие из темноты пещеры.

Меньше всего на свете ей хотелось глотать живую улитку, но она понимала — наступил, может быть, самый решающий момент ее жизни. Она должна сделать выбор, как бы тяжел он ни был. С кем мы, подумала она, мастера науки? С теми, кто груб, невоспитан, нахален, но прост и заботлив или с теми, кто был близок тебе вчера, но предал тебя сегодня?

Не-лю сильно сжала пальцы, хрустнула скорлупа ракушки, но от этого усилия скользкий моллюск вылетел из пальцев и, описав дугу, скрылся в кустах.

— Дура! — в сердцах воскликнул Сато, но бить женщину не стал — может, она и не видела раньше улиток, может, она не с гор, а из-под земли или из какого-то иного места.

Не-лю почувствовала облегчение, полагая, что испытания улиткой закончились, но тут же она в ужасе увидела, что Сато был способен к жалости и заботе. Он отыскал у самой стены еще одну, самую большую, больше сливы, улитку, сам содрал с нее скорлупу и, подойдя к замершей, обесчещенной им женщине, приказал:

— Открой рот.

— Он просит вас открыть рот, — донесся из пещеры перевод По-иза.

Не-лю зажмурилась и стала извлекать кубические корни из простых чисел с точностью до шестого знака.

Рот ее заполнило нечто скользкое, теплое и отвратительное, но женщина знала, что обязана, если не хочет стать посмешищем своих соплеменников, проглотить улитку, не подавившись, не вытошнив ее, не упав в обморок.

Пальцы Сато упорно проталкивали улитку в глотку Не-лю, и та уже готова была к смерти от удушья, когда ее глотка совершила спазматическое движение — видно, уж очень не хотелось умирать, — улитка послушно скользнула по пищеводу, и это чувство вкупе с облегчением, охватившим Не-лю, было сказочным.

Странно, подумала Не-лю. Еще час назад он был мне отвратителен. И с тех пор у меня не должно было возникнуть к нему теплых чувств — к насильнику, лишившему меня человеческого достоинства, грубой скотине. Очень грубой… И в то же время он, дитя первобытных инстинктов, оказался единственным, кто подумал о том, что я голодна и одинока. Со стороны, наверное, смешно наблюдать за тем, как он проталкивает мне в глотку живую улитку — бррр! какой ужас! — и в то же время это естественно для сына природы. Он заботится обо мне как может. И больше у меня нет ни одной близкой души во всей Галактике.

Слезы благодарности и грусти текли по щекам женщины, она обернулась к Сато и прошептала:

— Спасибо.

И он уже не казался ей таким гадким, как недавно.

* * *

А Сато между тем размышлял, как сделать, чтобы дикари больше не воровали. Воров ему тут не нужно.

— Эй! — приказал он громко. — Все выходите сюда и стройтесь вдоль стены. Слышали мою команду?

— Слышали, — ответил из пещеры По-из.

Он же и вышел первым из пещеры, чуть согнувшись и держа руки перед собой ладонями вверх и являя этим полную беззащитность. Следом потянулись другие пришельцы, охваченные чувством стыда, потому что никто из них еще никогда не осквернял себя воровством — оно было немыслимо на планете Дом.

Сато, глядя, как эти люди выстраиваются вдоль каменной стенки, думал, что они испуганы, потому что ждут неминуемого наказания. На самом деле испуг был второстепенен. Пришельцев терзало чувство стыда, давно забытое старшим унтер-офицером.

Они не смотрели в глаза своему мучителю.

Сато оглянулся на Не-лю, которая стояла в шаге сзади.

Он не любил, когда кто-то стоял сзади.

— В строй! — приказал он женщине, и Не-лю не сразу поняла, чего от нее хотят.

Она была убеждена, что теперь, после жертвы, принесенной ею, она самой судьбой выделена из толпы мелких воришек. Поэтому, даже поняв приказ Сато в переводе По-иза, она замешкалась, подыскивая правильные слова, чтобы не выдавать товарищам сути их новых отношений и в то же время показать свое презрение к усатому дикарю. Унтер-офицер же, который не мог долго ждать, был вынужден подтолкнуть Не-лю в строй, и она, покраснев от нового оскорбления, заняла место с краю, рядом с Любой, которая помимо своей воли прочитала некоторые из мыслей Не-лю и была ими встревожена.

— Вы воры! — закричал высоким голосом Сато, как кричал когда-то лейтенант Макидо. — Вы грязные собаки! Я вас всех расстреляю!

По-из старался переводить не сами слова, а образы, которые виделись унтер-офицеру за этими словами, и следует сказать, они были не столь страшны, как слова, служившие скорее ритуальным действом.

— Я вас отучу! — Сато подошел к строю. Первым стоял капитан. Капитан поднял глаза на разъяренное лицо Сато и непроизвольно прикрыл рукой красную полосу на горле, чем позабавил унтер-офицера.

Сато не стал вынимать ножа. Дикари уже знали, как он действует. Он обойдется без него.

Рука Сато быстро поднялась. Он резко ударил капитана по щеке — голова дернулась, затылком капитан ударился о стену.

Сато не стал задерживаться. Продолжая ругать дикарей и грозить им смертью, он вышагивал вдоль строя и каждому (каждой) отвешивал пощечину — больно, оскорбительно, безжалостно.