Сочинитель убийств. Авторский сборник

Грег повесил трубку и обернулся к отцу. Отец все еще хмурился, и лицо его выражало скорее упрек, чем сочувствие.

— Ну вот, — сказал Грег, — он меня рассчитал. Ничего! Найдем другую работу.

После этого оба помолчали. Молчание отца раздражало Грега — видно, такое думает, что и сказать нельзя. Грег посмотрел на часы и увидел, что всего без десяти восемь. Надвигается невыносимый день, хорошо бы его проспать. Хорошо бы отец скорей уехал.

В восемь телефон зазвонил снова. Это была Никки, и Грег до того удивился, что на секунду у него даже дыхание перехватило.

— Я бы хотела заехать к тебе поговорить, — голос Никки звучал ни сердито, ни дружелюбно — по–деловому.

— Конечно, Никки. Ты где?

— В Хэмберт Корнерз. Звоню из какой–то уличной будки. Как до тебя добраться?

Грег, запинаясь, объяснил и увидел, что отец сел и встревоженно на него смотрит.

— Как ты узнала что я здесь? — спросил Грег.

— Позвонила в полицейский участок, — ответила Никки, и по ее голосу стало ясно, что она уже пропустила пару стаканчиков. — Сейчас приеду!

Она повесила трубку.

— Кто это? — спросил отец

— Никки Юрген, — ответил Грег. — Та женщина, о которой я тебе рассказывал, бывшая жена Форестера. Она приехала сюда.

— Я, пожалуй, поеду, — сказал отец и потянулся за пиджаком, который повесил на спинку стула.

— Да, брось, пап. Она славная. Я хочу, чтобы вы познакомились. Тебе все станет понятней если…

— Нет, Грег.

— Ты мне нужен, отец. Правда. Остался бы.

— Матери я тоже нужен.

Переубеждать его было бесполезно, и Грег сдался. В общем–то даже лучше, пусть уезжает, решил Грег. Еще неизвестно, что Никки выкинет. Отец опять напомнил Грегу, что надо позвонить в полицию. Грег попросил передать привет матери. Потом отец спустился с лестницы, и Грег услышал, как он заводит мотор на подъездной дорожке. Казалось, не прошло и пяти минут, как раздался гудок и внизу, скрипнув гравием, затормозила другая машина. Видно, отец с Никки едва разминулись. Грег выглянул в окно и увидел, как Никки, хлопнув дверцей, выходит из низкого черного «сандерберда». Она подняла глаза на окна увидела его и, не кивнув, не улыбнувшись направилась к двери. Грег сбежал с лестницы и впустил ее.

— Привет! — сказала она — Надеюсь ты один?

— Конечно, Никки. Пошли наверх.

Никки поднялась по лестнице перед Грегом и, войдя в комнату, повернулась к нему лицом.

— Ну и втравил ты нас в историю!

— Послушай, Никки, давай мы все заранее обсудим, условимся, что говорить полиции…

Никки рассмеялась.

— По–моему, ты и так уже наговорил с три короба. Что еще сообщишь? И что, по–твоему, думает обо всем этом мой муж? Зачем тебе понадобилось выбалтывать каждому встречному дураку, что я удерживала тебя в Нью–Йорке? Недурно ты меня отблагодарил! А?

Грег взглянул на окна, подошел к тому, которое успел открыть и опустил раму. Никки продолжала громко возмущаться. Ему не удавалось вставить ни слова. Он ожидал, что она будет сердиться, ругать его, но она бушевала, как вулкан, и Грег чувствовал, что теперь ему не задобрить ее, не залучить в сообщницы.

— Такого дерьма я еще не встречала.

Грег попытался прервать ее. Но она еще повысила голос, а когда он снова попробовал заговорить, стала, чтобы заглушить его, пронзительно выкрикивать бессмыслицу:

— Ла–ла–ла–ла! — словно рехнулась по–настоящему.

И тут же снова стала поносить его за неблагодарность, за грязный язык и глупость, за полное невнимание к ней. Грега уже трясло от бешенства и страха. Никки все ему портит. Она сама говорит, что много чего рассказала полицейским и грозится рассказать еще.

— А ты не подумал, что из–за твоей болтовни мой муж может развестись со мной? — кричала она, задыхаясь от ярости. — Тебе это даже в голову не пришло!

Она сплетала и расплетала наманикюренные пальцы, широко разводила руки и снова упиралась кулаками в бока. На ней были те самые черные брюки, в которых она приходила к нему в гостиницу «Герб Сассек», когда спала с ним во второй, последний раз. Грег вспомнил как она улыбалась ему в тот день как доверительно разговаривала. Сейчас глаза у нее налились кровью, а помада осталась только по краям губ.

Наконец ему удалось прорваться сквозь ее вопли.

— Черт побери! Да что я такого сделал?

— Неужели ты такой глупый, что не понимаешь? Ты испортил мне жизнь, подлец! И уж я постараюсь испортить твою, попомни мои слова! — Щелкнув зажигалкой, она закурила — Я–то умею платить той же монетой. Можешь не сомневаться! Подонок! — пробормотала она тихо, раскачиваясь из стороны в сторону и готовясь к новой атаке. И опять разразилась потоком обвинений.

— Слышал бы ты, как мне пришлось всю ночь объясняться с Ральфом! Он хочет развестись со мной, подать на меня в суд! Ясно тебе? Что со мной тогда будет, как по–твоему? Вся эта грязь попадет в газеты, Ральф об этом позаботится. Ты знаешь, сколько у него денег!

— Кончай! — заорал и Грег. — Выкладывай чего ты от меня хочешь?

— Прежде всего отправляйся в полицию и скажи, что все, что ты наговорил обо мне, вранье! Одевай свое поганое пальто или что там у тебя есть, и поехали, — сказала Никки и отвернулась от него.