Сочувствующий

Итак, через два дня после того, как дело было сделано – отсутствия Сонни пока еще не заметил никто, кроме, возможно, миз Мори, – мы стартовали без лишней помпы, распрощавшись у выхода на взлетное поле с генералом и генеральшей, нашими единственными провожатыми. На борт “боинга”, готового перебросить нас через Тихий океан, мы поднялись вчетвером: Бон, я, седой капитан и бесстрастный лейтенант. Прощай, Америка, сказал седой капитан, глядя в иллюминатор на панораму, которой я не мог видеть со своего места у прохода. Я по тебе скучать не буду, добавил он. Бесстрастный лейтенант, сидевший между нами, согласно кивнул. И почему мы когда-то называли ее прекрасной страной? – спросил он. У меня не было на это ответа. Я плохо соображал и испытывал огромные неудобства, стиснутый упитанным майором с одной стороны и Сонни – с другой. Мне предстояло лететь на реактивном лайнере четвертый раз в жизни, а Бону и остальным моим спутникам – всего лишь второй. Я летал в университет и обратно, потом с Гуама в Калифорнию вместе с Боном, и вот теперь снова отправлялся в Азию. Мои шансы вернуться в Америку стремились к нулю, и я с сожалением перебирал в памяти все, по чему буду скучать: ужины перед телевизором, кондиционеры, дорожное движение по правилам, которые и впрямь соблюдаются, относительно низкая смертность от огнестрельного оружия (во всяком случае, по сравнению с нашей страной), модернистский роман, свобода слова (пусть и не столь абсолютная, как считают американцы, но все же бóльшая, чем у нас), сексуальная раскрепощенность и, пожалуй, самое главное, – оптимизм, этот вездесущий американский наркотик, постоянно вливаемый в американские мозги и смывающий граффити злобы, ненависти, отчаяния и нигилизма, которыми размалевывают их каждую ночь неисправимые хулиганы подсознания. Конечно, в Америке хватало и того, что привлекало меня куда меньше, но зачем настраиваться на негатив? Весь антиамериканский пессимизм я решил оставить Бону, так и не сумевшему ассимилироваться и очень довольному тем, что мы уезжаем. Я как будто долго прятался в чужом доме, сказал он где-то над океаном. Он сидел через проход от меня. Стюардессы-японки разносили темпуру и тонкацу, и я взял себе того и другого в надежде отбить вкус последнего слова, которое генерал скормил мне перед посадкой. Сидишь взаперти, продолжал Бон, и слушаешь, как живут другие, а сам вылезаешь только по ночам. А теперь я могу вздохнуть свободно. Мы снова возвращаемся туда, где все выглядят как мы. Как ты, поправил я. Там, куда мы летим, я не буду выглядеть как все. Бон вздохнул. Хватит скулить, сказал он, наливая мне в чашку виски, прощальный подарок генерала. Ты слишком много думаешь, но это бы еще полбеды. Главная твоя беда в том, что ты не умеешь держать свои мысли при себе. Ну, тогда я заткнусь, сказал я. Вот и заткнись. Ладно, хорошо, я заткнусь, сказал я. Боже, сказал он.

После бессонного двадцатичасового путешествия, включающего в себя пересадку в Токио, мы прибыли в Бангкок. Я очень устал, потому что мне не удалось даже чуточку вздремнуть. Стоило закрыть глаза, как передо мной возникало лицо или упитанного майора, или Сонни, на которое я не мог смотреть долго. Взяв с транспортера свой рюкзак, я обнаружил, что он заметно потяжелел; этому едва ли стоило удивляться, если учесть накопленный за время полета довесок из вины, паники и тревоги. Другого багажа, кроме этого набитого под завязку рюкзака, у меня не было, поскольку перед отъездом мы отдали ключ от квартиры преподобному Р-р-р-рамону, разрешив ему продать все наши вещи в пользу Вековечной Церкви Пророков. Теперь в рюкзаке умещались все мои пожитки, а в его двойном дне лежала книга Ричарда Хедда, зачитанная до предела и с треснутым корешком, из-за чего она грозила вот-вот развалиться надвое. Генерал пообещал, что в Таиланде нас обеспечат всем необходимым: об этом позаботятся адмирал, командующий базовым лагерем, и Клод, действующий под привычной для него личиной члена неправительственной организации по оказанию помощи беженцам. Он встретил нас в аэропорту в гавайке и полотняных брюках, точно такой же, каким я в последний раз видел его у профессора Хаммера, разве что дочерна загорелый. Добро пожаловать в Бангкок, ребята, сказал он, пожимая руку мне и всем остальным. Вот мы и опять вместе. Как я рад! Бывали тут когда-нибудь? Нет, наверно? У нас один вечер, и боевая задача – оторваться на всю катушку. Я угощаю. Он обнял меня за плечи с искренней теплотой и повлек сквозь толпу к выходу. Возможно, из-за того, что по консистенции мои мозги были близки к каше, мне чудилось, что на нас смотрят все местные, попадающиеся на пути. Интересно, подумал я, нет ли среди них агентов Мана? Отлично выглядишь, сказал Клод. Так ты готов через это пройти?