Содом и Гоморра

Теперь г-жа Котар совсем заснула. «Да ну же, Леонтина, ты клюешь носом», — крикнул ей профессор. — «Я, друг мой, слушаю то, что говорит госпожа Сван», — слабым голосом ответила г-жа Котар, снова впавшая в летаргию. — «Это же нелепо, — воскликнул Котар, — сейчас она нас будет уверять, что не спала. Это — как те пациенты, которые приходят на прием и утверждают, что никогда не спят». — «Они, быть может, это воображают», — со смехом заметил г-н де Камбремер. Но доктор так же любил возражать, как и дразнить, и, главное, не допускал, чтобы профан осмеливался разговаривать с ним о медицине. «Нельзя воображать, что не спишь», — возвестил он догматическим тоном. — «Ах, вот как!» — ответил с почтительным поклоном маркиз, как в прежнюю пору сделал бы и сам Котар. — «Видно, — продолжал Котар, — что вам не приходилось, подобно мне, прописывать целых два грамма трионала, которые все-таки не вызывали сна». — «Действительно, — с самоуверенным смехом ответил маркиз, — я никогда не принимал ни трионала, ни всех этих снадобий, которые скоро перестают действовать, но расстраивают вам желудок. Когда целую ночь проохотишься, как я, в лесу Шантли, уверяю вас, не требуется трионала, чтобы заснуть». — «Это утверждают люди невежественные, — ответил профессор. — Иногда трионал замечательно поднимает нервный тонус. Вот вы говорите о трионале, а знаете ли вы хотя бы, что это такое?» — «Да я… слышал, что это лекарство, от которого спят». — «Вы не отвечаете на мой вопрос, — наставительно продолжал профессор, который три раза в неделю бывал на факультетских экзаменах. — Я вас не спрашиваю, спят ли от него или не спят, а что это такое. Можете вы мне сказать, сколько в нем процентов крахмала и этила?» — «Нет, — ответил смущенный г-н де Камбремер. — Я предпочитаю рюмку доброго коньяку или даже портвейна, номер 345». — «Которые в десять раз ядовитее», — прервал его профессор. — «Что касается трионала, — попробовал заметить г-н де Камбремер, — то моя жена абонирована на всякие такие вещи, вы бы лучше поговорили об этом с моей женой». — «Которая, должно быть, знает об этом примерно столько же, сколько и вы. Как бы то ни было, если ваша жена принимает трионал, чтобы спать, то, как вы видите, моя в нем не нуждается. Ну, Леонтина, пошевелись-ка, ты же одеревенеешь, я-то разве сплю после обеда? Что ты будешь делать в шестьдесят лет, если ты и сейчас уже спишь, как старуха? Ты располнеешь, ты нарушаешь свое кровообращение. Она меня даже и не слышит». — «Так дремать после обеда — это ведь вредно для здоровья, — не правда ли, доктор? — сказал г-н де Камбремер, чтобы реабилитироваться в глазах Котара. — Когда хорошо поешь, нужен моцион». — «Вздор! — ответил доктор. — Одинаковое количество пиши было взято из желудка собаки, остававшейся в покое, и из желудка собаки, которая бегала, и оказалось, что у первой пищеварение совершалось быстрее». — «Так, значит, это сон препятствует пищеварению?» — «Это зависит от того, о каком органе идет речь — о пищеводе ли, о желудке ли или о кишках; излишне давать вам объяснения, которых вы не поймете, раз вы не изучали медицины. Ну, Леонтина, марш вперед, пора уезжать». Это была неправда, ибо доктор собирался лишь продолжать игру в карты, но он надеялся, что таким путем ему удастся более резко оборвать сон этой немой, к которой, больше не получая ответа, он обращался с самыми учеными увещеваниями. Оттого ли, что даже в сонном состоянии г-жа Котар еще сохраняла в себе некоторую силу сопротивления сну, оттого ли, что кресло не давало опоры ее голове, но только последняя механически стала раскачиваться слева направо и снизу вверх, словно предмет, движущийся по инерции в пустом пространстве, и г-жа Котар, у которой болталась голова, то как будто слушала музыку, то словно находилась в последней фазе агонии. То, что не удавалось увещеваниям ее мужа, все более и более резким, было достигнуто благодаря ее сознанию собственной глупости: «Температура в моей ванне хорошая, — пробормотала она, — но эти перья из словаря… — воскликнула она, выпрямляясь. — Ах, боже мой! Какая я глупая! Что это я говорю, я думала о моей шляпе, я, наверно, сказала глупость, еще немного — и я бы задремала, всё — этот проклятый огонь». Все рассмеялись, потому что никакого огня не было.