Содом и Гоморра. Города окрестности Сей

После любви она лежала рядом с ним свернувшись, не двигалась и лишь тихо дышала ему в подмышку. Он не был уверен, что она не спит, но рассказывал ей про свою жизнь все подряд — все, что не успел еще рассказать. Рассказал, как работал у hacendado [210]в «Кватро-Сьенегас» [211], как у его хозяина была дочь и как он в последний раз ее видел, как сидел в тюрьме в Салтильо и откуда у него на лице шрам {55}, о котором он давно обещал рассказать ей, да так и не рассказал. Рассказал он ей и о том, как видел свою мать на сцене театра «Маджестик» в техасском городе Сан-Антонио, рассказал и про деда с его конным заводом, и про Тропу Команчей, проходившую по западному краю дедовых угодий: как он еще совсем мальчишкой, бывало, выезжал на эту тропу осенними ночами в полнолуние, и там тени команчей шли и шли мимо него, возвращаясь к себе в потусторонний мир, шли и шли бесконечно, потому что если что-то привести в движение, то оно не остановится — уж таков этот мир, — так и будет продолжаться коловращение, пока не уйдет из жизни последний свидетель.

Тени команчей заполонили всю комнату и даже после их ухода еще долго там оставались. Он ей сказал, что на тот берег ее перевезет водитель Гутьеррес, который будет ее ждать у кафе на Calle de Noche Triste [212] {56}. У водителя будут и документы, необходимые ей для перехода границы.

—  Todo est'a arreglado [213], — сказал он ей.

Она еще сильнее сжала его руки. Ее темные глаза смотрели испытующе. Он ей сказал, что бояться совершенно нечего. Сказал, что Рамон их друг, бумаги в порядке и ничего с ней случиться не может.

–  'El te recoger'a a las siete por la ma~nana. Tienes que estar all'i tn punto [214].

— 

Estar'e all'i [215].

—  Qu'edate adentro hasta que 'el llegue [216].

—  S'i, s'i.

—  No le digas nada a nadie [217].

—  No. Nadie [218].

—  No puedes traer nada contigo [219].

–  ?Nada? [220]

—  Nada [221].

—  Tengo miedo [222], — сказала она.

— Не бойся, — приобняв ее, сказал он.

Посидели, послушали тишину. С улицы начали доноситься первые возгласы бродячих торговцев. Она уткнулась лицом ему в плечо.

–  ?Hablan los sacerdotes espa~nol? [223] — спросила она.

—  S'i. Ellos hablan espa~nol [224].

—  Quiero saber, — сказала она, —  si crees hay perd'on de pecados

[225].

Он уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но она прижала к его губам ладонь:

—  Lo que crees en tu coraz'on [226].

Глядя поверх ее сияющих темных волос, он неотрывно смотрел, как по улицам города разливаются и темнеют сумерки. Все раздумывал, во что он верит и во что не верит. И после долгого молчания сказал, что верит в Бога, хотя и сомневается в способности людей понять, что у Него на уме. Но в любом случае Бог, неспособный прощать, — это вообще не Бог.

–  ?Cualquier pecado? [227]

—  Cualquier. S'i [228].

–  ?Sin excepci'on de nada? [229] — Тут она вновь прикрыла ему ладошкой губы; он поцеловал ее пальцы и отвел ладонь.

—  Con la excepci'on de desesperaci'on, — сказал он. — Para eso no hay remedio

[230].

Последнее, что она у него спросила, — это будет ли он любить ее всю свою жизнь, и опять она коснулась кончиками пальцев его губ, но он удержал ее руку.

—  No tengo que pensarlo, — сказал он. —  S'i. Para todo mi vida [231].

Она взяла его лицо в ладони и поцеловала.

—  Te amo, — сказала она. —  Y ser'e tu esposa [232].

Она встала, потом снова повернулась к нему и взяла его за руки.

—  Debo irme [233], — сказала она.

Он встал, обнял ее и поцеловал. В комнате темнело. Он хотел проводить ее по коридору до лестничной площадки, но в дверях она остановила его, поцеловала и попрощалась. Он стоял, слушал ее шаги на лестнице. Подошел к окну, думал еще раз посмотреть на нее, но она, видимо, направилась по улице вдоль самой стены, так что увидеть ее ему не удалось. В опустевшей комнате он сел на кровать, стал слушать звуки всей этой чужой торговли во внешнем мире. Сидел довольно долго, думал о своей жизни, о том, как мало в ней ему когда-либо удавалось предугадать наперед, и изо всех сил пытался понять, сколько в ней было такого, что явилось действительно результатом его усилий. В комнате стало темно, снаружи включилась неоновая гостиничная вывеска, а через некоторое время он встал, взял со стула у кровати шляпу, надел ее, вышел и стал спускаться по лестнице.