Содом тех лет

«А что мы сейчас купили!» – хором воскликнули они и дружным слаженным движением задрали юбки. На них переливались изящным узором недоступные мне шерстяные колготки. Я молча посмотрела на Сашу – ни слова не говоря, он сунул руку в заветный карман, где лежала его зарплата, предназначенная для борьбы, и выдал мне запретные 12 рублей».

Не вижу, где я тут похвалила себя, разве что выставила Сашу фраером, каким он зачастую и оказывался, – его чудом сохранившийся юношеский идеализм не тянул против циничного практицизма наших боевых подруг.

Именно эту его особенность и попыталась употребить в свою пользу Марья во время нашей последней встречи в декабре 2004 года в Москве. Мы с Сашей были приглашены с докладами на конгресс, организованный фондом Достоевского, а Марья в качестве гостьи бродила там с палочкой среди съехавшихся со всех концов света бывших российских интеллектуалов. Увидев Сашу, она ухватила его за рукав и уволокла в фойе, чтобы высказать ему свои претензии по поводу моих воспоминаний.

Многократно объяснив Саше, что все ее друзья внимательно прочли мою книгу, чтобы с основанием объявить ее ужасной (представляю себе, как они упивались при чтении!), она обвинила меня в клевете.

«Нелка меня оклеветала! – воскликнула она. – Она написала, что я блондинка! А я никогда не была блондинкой!»

И в доказательство предъявила опешившему Саше темно-русую прядь, притаившуюся среди седеющих волос где-то на затылке.

«И это все?» – с облегчением пролепетал ожидавший грома и молний Саша.

«Нет, не все! Присмотрись внимательно к ее писаниям – она ведь просто в меня влюблена!»

Мы с Сашей обсудили этот вариант и решили, что какая-то сермяжная правда в ее словах есть. Не то, чтобы и впрямь влюблена, любовью это чувство назвать трудно, слишком уж царапается, но характер ее очень выпукло высветился в моей душе. А потом, конечно, и на бумаге.

Не случайно так отозвался на это Василий Аксенов:

«Из множества персонажей наибольшей удачей является образ Марьи Васильевны Розановой, которая к тому же оказывается еще и Кругликовой. Секреты ее для меня, в общем-то, не были новостью; либо я уже слышал о них, либо догадывался, но в литературном смысле типаж получился на славу».

В завершение «Последствий» я приведу еще кое-какие выдержки из письма В. Аксенова:

«Дорогие Неля и Саша!

Большое спасибо за книгу; как за факт присылки, так и за факт написания. Прочитал, что называется, in one go. Не знаю, как читает такую книгу современный капиталистический читатель, но социалистическому читателю вроде меня трудно оторваться… Неле удалось написать легкую, полную юмора и воздуха книгу о нашем времени и между прочим о вкладе российских евреев в преображение ХХ века».

Фотографии

Нина и Саша в Москве, 1973 г.

Нина в Нью-Йорке во время постановки ее пьес. Фото снято для статьи в «Нью-Йорк таймс», 1975 г.

Нина и Саша в первые годы в Израиле

Нина и Саша в первые годы в Израиле

Нина в 1956 г.

Нина в 1979 г.

Нина и Ю. П. Любимов в театре «Габима»

Нонна Мордюкова и Нина в Гефсиманском Саду

Группа отказников-ученых во время голодовки: А. Лунц, М. Азбель, Д. Рогинский, А. Воронель, В. Браиловский, М. Гитерман, 1973 г.

Юлий Даниэль и Анатолий Якобсон

А. Синявский, Нина, Юлик Даниэль, 1973 г.

Лариса Богораз с отцом – Иосифом Богоразом и сыном Павлом Марченко, 1974 г.

Ира Емельянова, Ю. Нестеренко, Нина Воронель – во дворе Лит. института, 1959 г.

Нина с Анатолием Марченко

Рисунок Сахарова с автографом

Лариса Богораз и Вика Хмельницкая, середина 50-х годов

Лариса Богораз, Митя Хмельницкий, Юлик Даниэль

Сергей Хмельницкий

Сергей Хмельницкий и Юлик Даниэль, начало 50-х годов

Школа: справа в верхнем ряду – Андрей Синявский, в нижнем – Сергей Хмельницкий

Нина с внуком Игалем

Сергей Хмельницкий

В центре – Вика Хмельницкая и Лариса Богораз, последний справа – Сергей Хмельницкий. Слева стоит Юлик Даниэль

Портрет Юлика Даниэля. Рисунок Ларисы Богораз