Содружество невозможных

Они поднялись на лифте еще на восемь этажей, встретили там охранника, который электронным ключом отомкнул решетчатую дверь; поднялись на крышу здания… и Тайтингиль обмер.

Город раскинулся внизу невероятным черным ковром, прошитым огнями. Он мерцал и переливался — по сосудам дорог текли ручьи света фар, а редкие облака отсвечивали всевозможными тонами розового, голубого, желтого, фиолетового. Рукотворная стихия билась пульсом и трепетала. Особая материя, живое пространство, дышащее сейчас свежим ночным воздухом.

Эльф задрал голову — над Москвой сияли звезды.

Выпрямился — кровь остановилась.

Тем временем Ирма деловито расстелила одно одеяло, бросила пару подушек-думок. Ловко стянула роскошное платье от Беспрозванного, залезла под второе одеяло, укутавшись по уши, и уставилась в небо.

Эльф улыбнулся.

— Ты приходила сюда раньше.

— Два раза, — отозвалась Ирма. — Первый — когда только купила эту квартиру. Алинка заснула… а меня… распирало. Распирало просто. Я не могла уйти далеко, она еще не такая уж взрослая была, Алинка. А теперь… да. А второй раз — когда умерла бабушка. Я да, я приходила сюда на пару часов и лежала вот так. Я…

Тайтингиль тоже разделся и юркнул под одеяло, наслаждаясь плотным верблюжьим теплом. Прижал свою женщину — она была в белье и бриллиантах и в сложном запахе дорогого парфюма, который мешался с нотками усталости и грусти.

— Хорошо, что ты отдал рубин Алинке. Хорошо…

— Пришло время так сделать, — задумчиво сказал эльф. — Я передал его дальше… Дочери?.. В своем роду…

— У вас ведь нет браков? — так же полувопросительно выговорила Ирма. — Нету?.. Регистраций там… Венчаний?

— Мы знаем, что такое брак, — тихо рассмеялся эльф. — И конечно, знаем, что такое семья. И секс тоже, да. — Его серьезные серые глаза озарились искристым весельем, он обнял Ирму, вжался подбородком в ее макушку и продолжил серьезно: — В глазах любого из моего народа ты — моя супруга. Вот так, без колец, хотя я, вероятно, должен был дарить их, без браслетов и венцов.

Долгие минуты летели — Ирма и Тайтингиль целовались, как будто у них не было еще ни единого свидания. Женщину накрыли волны золотых волос, тонкий аромат липы и песка, солнца и металла.

— Не уходи…

— Я должен…

— Я буду ждать…

— Я надеюсь, Ирма. Делаю то, что должен, — и надеюсь. Потому что без надежды было бы совсем невыносимо.

В элитной московской квартире площадью в необъятное количество квадратных метров, заставленной коллекцией гераней, фиалок и гибискусов, пахло крепким ароматным табаком.

За низким антикварным столиком, растопырившим бронзовые лапы, в удобнейших гигантских креслах развалились четверо.

Жилистый лысоватый молодой мужчина с вострым волчьим телом, волчьим лицом что-то пил из непрозрачного, словно посыпанного хрустким сахаром хрустального стакана.

Импозантная пожилая дама в наряде бохо-шик и восточных туфлях на босу ногу курила длинную трубку с изящным чубуком и с видом капризной, избалованной леди капала сладкий сливочный ликер в крошечный наперсток кофе.

Совершенно расхристанный молодой человек в расстегнутой белой рубашке, обнажающей накачанное загорелое тело, простерся в кресле в позе убитого в висок красноармейца. Дреды молодого человека были раскинуты веером, в руке — пузатый стаканчик из Богемии со льдом и виски на полпальца.

В четвертом кресле растянулся черный мейн-кун, позой чем-то невероятно напоминавший молодого человека с дредами. Разве что очи кота были сладостно прикрыты.

— Н-ну я н-не мог не сказать… — говорил молодой человек нетвердо. — Вадим, ты понимаешь, я не мог, н-ну…

Вадим молча кивал.

Наталья Петровна курила.

Котов встал, придерживаясь кончиками пальцев за стол.

Котова штормило.

— Я, п-пожалуй, п-пойду, Наталья Петровна…

— Сядь, — разлепил узкие губы Вадим. — И выпей.

— Я уж-же н-не могу… я… Алина… она всех прогнала. Я должен найти… ее. Не знаю, как я ушел. Я виноват. Макс, гаденыш, Макс…

— Ты все верно сделал, деточка. — Наталья Петровна лихо выпустила идеальное кольцо дыма и глянула на перерожденного орка каким-то мужским, чуть насмешливым взором — косметика на морщинках век была чуть скатана, что неожиданно придавало пожилой писательнице вид гламурный и истомленный, и даже манкий. — Только разве что опоздал чуть. Ну, да ты всегда любил яркие сюжетные ходы. Действовал в рамках своего образа. И ты уже никуда не успеешь. Не найдешь ее. Но все хорошо.

— Мы все для вас… персонажи книг, да? — беспомощно спросил Котов.

— Нет. — Наталья Петровна чуть рассмеялась. — И даже не архетипические психологические категории, как говорит Симочка.

— Семирамида Глаурунг, — пояснил Вадим. — Очень известная в своей области дама. Профессор психологии. Они познакомились недавно на одной конференции…

У Котика, у которого и так на душе было нехорошо, возникло ощущение ошейника. Золотого. И наручников. Но он глянул на Наталью Петровну — и отлегло. Чуть отлегло.

— Так трудно в моем возрасте найти подругу… единомышленника, — несколько томно произнесла Наталья Петровна.

— Какие ваши годы, — галантно, на рефлексе выдал Котов. И снова насупился.

— Пей, — подал голос Вадим.

— Сам пей.