Софья Алексеевна

— А то, что церковники святейшим дорожили, а великий государь ему не больно благоволил. Всех патриархов в соборе завсегда из гроба дубового аль деревянного какого в каменный перекладывали, а владыку Питирима прямо в дубовом гробу в каменный поставили. Опять же летопись каменну, что в подножии гробницы ставится, из патриаршьей казны небывалую сделали. Одного золота сусального шестьсот листов истратили.

— А у других владык?

— По четыреста. Вот и думай как хочешь. Сама знаешь, патриаршьи нагробницы на всяк день покровом суконным с кружевным серебряным крестом прикрывают. А вот Питириму уж заказали мастерицам еще и праздничный, веришь ли, веницейского самого дорогого бархату с крестом из кружева серебряного кованого. Сам Симон Ушаков иконы для киота писать будет.

— Какого киота?

— Да ты что, царевна матушка? Нешто забыла, на гробнице его поставляют, а перед ним шанданы со свечами да серебряное блюдо на кутью. Все самое что ни есть дорогое.

— Больно скоро владыка Питирим прибрался.

— А знаешь, что на Москве-то говорят? Будто Господь Бог патриархов смертью карает за то, что боярыню Морозову мучают. Что головой качаешь? Сама пораскинь умом-то: не успеет патриарх на престол вступить, уж хоронить его несут. Не зря Питирим, сказывают, великого государя Христом Богом молил мученицу отпустить.

— Что плетешь, старая? Какая еще мученица — супротивница государевой власти, вот она кто.

— Может, для государя то и так, а народ — он по-своему рассчитывает. Убить его весь до единого человека можно, а переиначить никогда. Вон, гляди, в Астрахани Яков Никитич Одоевский сто тысяч человек порубил, хуже злого татарина катовал, спуску никому не дал, а по всей Волге народ песни про Стеньку поет. Песни, Софья Алексеевна, а они живучи! От отца к сыну, от деда к внуку. Спорь потом с песней-то! Да вот хочешь тебя потешу, песенку сыграю. Сама знаешь, покуда бояре тут в Кремле про Гришку Отрепьева судили-рядили, покуда его вдовая царица Марья Нагая то за сына принимала, то от него отрекалася, народ песню сложил:

Выпала порошица на талую землю:По той по порошице ишел тут обозец,Не мал, не величек, да семеро саней,Да семеро саней, по семеро в санях.Во первых-то санях атаманы сами,Во вторых-то санях есаулы сами,А в четвертых-то санях разбойники сами,А в пятых-то санях мошенники сами,А в шестых-то санях Гришка с Маринкой,

А в седьмых-то санях сам поп-от Емеля,Сам поп-от Емеля, а крест на рамени,А крест на рамени в четыре сажени,Рукой благословляет, крестом наделяет:«Духовные дети, полезайте в клети,Головы рубите, а душ не губите:Если черт поможет, попа не забудьте,Если черт обрушит, попа не клеплите».Попадья Олёна на воду смотрела,

На воду смотрела, ворам говорила:«Не ездите, дети, во чужие клети,—Будет вам невзгода, будет непогода».Не слушались воры попадьи Олены,Сели-засвистели, коней нахлыстали. И-и-их!

Улыбнулась, царевна-матушка? Вот и славно. Ровно солнышко взошло, а то сидишь как осенний день.

— Тебе бы, Фекла, представления устраивать, право слово. Никаких актеров не надобно. Отца Симеона не видала ли нынче?

— Как не видать, с царевичем да царевнами сидит.

— Пойдешь, вели ему ко мне зайти непременно.

— Может, сама зайдешь в царевичев покой-то?

— Сказала, сюда позови.

— Ой, государыня-царевна, на все твоя царская воля — сейчас и позову.

20 августа (1673), на день памяти пророка Самуила, царица Наталья Кирилловна родила царевну Наталью Алексеевну.

— Видишь, царевна-сестрица, нарышкинского-то полку прибыло. Теперь уж и царевна на свет появилась. Скоро нам, Милославским, и места в теремах не станет.

— Что и говорить, Ульяна Ивановна после поздней обедни заходила, сказывала, государь-батюшка дочку на руки берет, с ней агукается. Мамку пробрал, будто из дверей холодом подуло — не простудилось бы дитятко. Молодая царица меж двумя своими отпрысками так и мечется, так и мечется. От радости места себе найти не может, а государь все ее подарками дорогими да заморскими дарит.

— Не пойду я к ней, не пойду поздравлять. Больной скажусь, в постелю лягу, а не пойду. Глаза б мои ее не видели! Ты, Марфа Алексеевна, как хочешь, а у меня сил больше нет.