София, Анна, Мара...

      Очнувшись, Анна доползла до своей комнатушки, но подняться и лечь на диван сил у неё уже не хватило. И тогда девочка впервые пожелала отцу смерти. Утром он ушёл на работу, даже не заглянув в комнату дочери, только грубо прорычал за дверью: «Чтоб убралась, шалава!» Это были последние слова, которые она слышала от него. Тем утром по дороге на работу отец упал под поезд метро.

4.

      Анна отлёживалась два дня. Кто-то звонил и стучал в дверь, Анна не могла подняться и  открыть. Она не знала, где отец. Только чувствовала облегчение, что не слышит его тяжёлых шагов и пьяного бормотания. Всё на что её хватало, это дотащить разбитое тело до туалета и крана с водой.

 Через два дня пришёл участковый, Иван Ефимович. Увидев Анну с синим опухшим лицом, он сказал утвердительно: «Отец». И Анна кивнула головой. Тот побежал к соседям по телефону вызывать неотложку.

      Девочку увезли в районную детскую больницу в отделение травматологии. Там лежали дети, упавшие с деревьев, велосипедов, сбитые машинами, но ни одного ребёнка, изувеченного родителями, там не было. Ребятне приносили кучу сладостей, которыми они щедро делились с Анной. А ещё она подружилась с молоденькой практиканткой из медицинского училища – Лидочкой. Анне очень нравилось помогать ей: разносить лекарства по палатам, раздавать градусники и потом заносить цифровые значения в температурные листы. Именно тогда Анюта решила для себя, что обязательно станет медсестрой. Не врачом, а именно медицинской сестрой. Чтобы ухаживать за людьми, которые беспомощны и больны. Про отца она так ничего и не знала, совершенно не удивлённая, что тот ни разу не пришёл и не принёс ей передачу. Когда подошло время выписки, в палату за ней пришла Лидочка и пригласила её пройти в кабинет главного врача. А сама при этом смотрела на Анну жалостливым взглядом и повторяла: «Спокойствие, только спокойствие». Заинтригованная девочка пошла за ней.

      В кабинете у главного врача отделения Аню поджидал участковый и маленькая худая старушка с цепким и оценивающим взглядом пронзительно синих глаз. Она оказалась её бабушкой, о которой Анна ничего не знала, кроме  грубых слов отца «старая ведьма и чертовка». Тогда девочке участковый и рассказал о несчастном случае с отцом, и что жить она теперь будет с бабушкой. Бабка сидела на краешке стула и молчала, пристально разглядывая Анну.

      Когда они вернулись домой, старушка долго молча стояла у окна, а потом, поджав губы, бросила Анне: «Долго же ты девонька терпела. Собирайся». Куда и зачем, ничего не объяснила. Побросала Аннушка нехитрые пожитки в портфель, и повела её бабка, куда бы вы думали, на вокзал. Когда Анна поняла, что они уезжают в глухое псковское село, на родину её матери, она умоляла бабушку отпустить её хоть на минуточку. Ведь здесь недалеко от вокзала живёт друг девочки. Она только скажет, что уезжает и куда. Бабка была непреклонна. До отправления поезда оставалось слишком мало времени. Анна тщетно вертела головой по сторонам, в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых цыган, которые всегда крутятся на вокзале. Даже женщин гадалок, как нарочно, в тот день не было. Так она и уехала на Псковщину, не попрощавшись с Янко. Поезд катил по бескрайним просторам тогда ещё Советского Союза, стуча колёсами, а Анна глотала горькие слёзы и повторяла про себя: «Вернусь! Я обязательно вернусь, Янко!»

 * * *

      Поездка получилась грустной. Бабушка оказалась не особенно разговорчивой – большей частью спала или бормотала что-то себе под нос. Анне было не по себе от неизвестности, в которую она ехала. Все её робкие вопросы бабка пресекала шиканьем. А поезд всё дальше мчался на северо-запад, увозя Анну от Москвы и единственного любимого друга.