София Палеолог. Первый кинороман о первой русской царице

Ее дядя, последний император Византии Константин Палеолог, погиб на крепостной стене вместе с другими воинами, когда турецкий султан Мехмед приступом брал Константинополь. Отец Зои Фома Палеолог еще правил в Морее (на Пелопоннесе) вместе с другим братом, но турки скоро добрались и туда. Жена Фомы Катарина Заккария с детьми перебралась на Корфу, а сам бывший деспот Морейский, забрав главную имеющуюся у него ценность – забальзамированную голову святого апостола Андрея, – отправился в Рим. Отдал реликвию папе Павлу и принял католичество в надежде, что сумеет устроить будущее своих детей.

Старшая из его дочерей, Елена, уже была замужем за сербским деспотом Лазарем, потому помощи не требовала (и сама родственникам не предлагала, даже маленькой Зое), младший сын Мануил предпочел службу султану Мехмеду и его веру. А вот старший Андреас и младшая дочь Зоя, оставшись после скорой смерти матери сиротами, были вызваны отцом в Рим. Но и рядом с отцом жить не получилось, тот позвал детей, потому как тоже умирал.

Остались Андреас и Зоя сиротами в чужом городе, чужой стране. Католичество приняли, стала Зоя Софией. Папа им содержание назначил, кардиналы из своих средств добавили немного, но всего этого было мало – едва концы с концами сводили. Иногда перепадало от щедрот папских, но как же это унизительно – быть нахлебниками! За всякую мелочь благодарить, кланяться и делать вид, что ни в чем не нуждаешься.

Андреаса считали наследником уже несуществующего византийского престола. Это все, что у брата и сестры было.

Их учили, особенно Зою. На ее счастье, учителем оказался кардинал Виссарион Никейский, человек умный, образованный и не считающий, что для девушки достаточно уметь читать и вышивать. Зоя освоила латынь, философию, много занималась историей, неплохо разбиралась в математике, географии и много в чем, чем даже Андреас ленился заниматься.

Но это не помогло ей выйти замуж.

Жениха нашли из знатного рода Караччоли, даром что стар был и немощен, а невеста совсем девочка, зато согласился взять бесприданницу. Стать женой Зоя не успела, только обручили заочно, как жених помер. Она даже не видела возможного супруга ни разу.

Нет худа без добра: окажись Зоя настоящей наследницей, потеряла бы и папское содержание, и мужнина не получила, поскольку наследство после него было дутым – одни долги. Бог миловал, уберег.

С тех пор еще дважды сватали, но всякий раз что-то мешало. Да и женихи не из тех, из-за которых стоило слезы лить.

Зоя прекрасно понимала, что именно мешало: она бесприданница, не считать же приданым сохраненные Фомой Палеологом византийские реликвии – костяной трон, множество православных книг, грамоты… Для Рима это ничто, Западной Римской империи слава и честь Восточной вовсе не нужны.

Но было еще одно, что мешало Зое надеяться на замужество: она разительно отличалась от остальных девушек. Те, кто беседовал с византийской царевной, поражались ее уму, образованности, ее умению размышлять, пониманию людей. Но разговоры Зоя вела не женские, не о поэзии или любовных шалостях, а на серьезные темы. Кому нужны от девушки такие речи?

Она не умела кокетничать (кардинал Виссарион такому не обучал, а природа не наградила таким умением), слишком часто говорила что думала, бывала резка. А еще Зоя… упитанна. Рядом со своими тоненькими, словно былинки, и хрупкими подругами и вовсе выглядела толстухой.

Два года назад папу Павла осенила счастливая, как ему показалось, мысль – о браке Зои с овдовевшим правителем далекой страшной Московии Иоанном. Мысль понтифику так понравилась, что он, даже не спросив согласия самой невесты, отправил в Москву с Иваном Фрязиным его племянника Антонио Джислярди с предложением руки Зои.

Ответ пришел положительный, но великий князь Московии просил портрет невесты, дабы убедиться, что у нее все на месте: глаза, нос, рот… Портрет нарисовали и отослали. Зоя страшно переживала, потому что художник хоть и старался изобразить ее в лучшем виде, но сделать этого не удалось. Правда важней, заявил он и отказался рисовать царевну в два раза тоньше и без бровей. А сама Зоя их категорически не желала сбривать (ее брови после выщипывания упрямо отрастали шире прежних!).

Иван Фрязин твердил, что в Москве не в чести худые и безбровые женщины, мол, Зоя, напротив, будет желанна именно такой, какова есть. К словам Джана Батисты делла Вольпе, которого в Москве именовали Иваном Фрязиным, следовало относиться с осторожностью, этот соврет – дорого не возьмет. Сам Фрязин старался выглядеть значительно, делал вид, что он правая рука государя Московского, поскольку отвечал за выпуск монет. Никто не знал, насколько важен Вольпе в Москве, но благодаря и его стараниям эта свадьба могла состояться.