София. В поисках мудрости и любви

Помотав головой, Евгений широко улыбнулся и, чтобы объяснить, что у него нет на это времени, постучал пальцами по запястью, как бы показывая на несуществующие часы.

— Да шучу я! — захохотал Михалыч. — Ты это, слышь, Женька? Гостинец мне какой-нибудь привези, из Индии-то.

Он кивнул ему в ответ, оттопырив вверх большой палец. Евгений в самом деле торопился на трамвай, чтобы добраться до ближайшей станции метро, а оттуда на автобусе до аэропорта. Он знал, что за всю жизнь Михалыч ни разу не был заграницей и, пожалуй, именно Михалыч радовался за Женьку больше всех. Он был из той породы людей, которые еще помнили, как зимой вместо автобусов по городу ходили сани, запряженные лошадьми, как самой большой радостью в детстве было заполучить на новый год сахарный гребешок на палочке или затвердевший кусок халвы в серой бумаге, а летом — собрать самокат на подшипниках, снятых с той деревянной тачки, что осталась от безногого инвалида войны, разъезжавшего на ней с гармошкой наперевес по прокуренному вокзалу. Так что в понятиях Михалыча зарубежные поездки были исключительной прерогативой партийного руководства, высшей наградой для особо отличившихся комсомольских активистов, и он невольно стал причислять Женьку к большим начальникам, как только услыхал, что тот получил из Индии приглашение на какую-то конференцию. И переубедить его было уже невозможно, в этом был весь Михалыч.

Евгений подошел к трамвайной остановке, сел в пустой трамвай на привычное потертое сиденье и уставился в окно, за которым повалил густой снег. Трамвай осторожно тронулся и покатился, стуча по рельсам, трезвоня на поворотах подсекавшим его автомобилям и, как назло, останавливаясь на каждом встречном светофоре. Город словно не хотел его отпускать, расставляя слабеющими щупальцами мелкие препоны, но вовсе не потому, что ему были нужны люди, представлявшие некую «высшую ценность».

Нет, конечно же, нет! Город анализировал ваши биометрические данные, учился распознавать ваше лицо вовсе не для того, чтобы вас от чего-то обезопасить, как об этом талдычили ультрасовременные доктора Шнобели и ученые Франкенштейны. Город ревностно следил за вами, контролировал каждый ваш шаг, каждое ваше суждение, что вы смотрите, читаете, с кем переписываетесь, что и где покупаете, лишь по одной единственной причине — ему были нужны потребители услуг, рекламы и денежной массы, как можно больше ненасытных потребителей!

В сущности, все города были одинаковы. Поначалу они заманивали тебя веселыми развлечениями, возможностью быстро подзаработать, пичкали тебя роликами про телефон последней модели, который откроет тебе огромный мир, сделает тебя свободным и самым счастливым человеком на свете, а потом постепенно взваливали на тебя дополнительные функции, опции, обязанности, о существовании которых ты раньше не догадывался, кредиты, ипотеку, цифровые подписи, пластиковые карты, обращая тебя за пару лет в достаточно комфортабельное рабство. Они так ловко эксплуатировали твой мозг, присваивали себе твою жизнь, твои мысли, если они у тебя еще оставались, что ты просто не мог никуда вырваться. Ты в буквальном смысле слова не мог больше жить без города. Ты переставал адекватно воспринимать любую другую жизнь вне города, и переезд из одного города в другой становился для тебя лишь сменой рабовладельца, способного улучшить условия твоего содержания, но это ни в коей мере не отменяло урбанизированного рабства, в которое было согнано все человечество.

Он вышел из трамвая, пересек улицу, спустился в метро и вскоре оказался в незнакомом районе мегаполиса. Впервые за несколько зимних месяцев он покинул свою стационарную орбиту от конечной трамвайной остановки до магазинчика на цокольном этаже и сейчас выглядел растерянным в окружении модных автосалонов, гигантских супермаркетов и ночных клубов, подмигивающих абсентово-зелеными глазками. Если в центре города изредка еще попадались памятники архитектуры, какие-то узнаваемые очертания и ориентиры, то здесь, на окраине, все было равномерно чуждым. Несмотря на то, что эти улицы застраивались по хорошо продуманному плану, с учетом всех потребностей быстрорастущего города, выглядели они совершенно непригодными для осознанной жизни людей, ведь осознанная жизнь людей в потребности мегаполиса как раз не входила.