Союз-Афган

«— Ну, вот и всё» — думал он, истекая кровью, лёжа на спине, за невысокой скалой. Совсем рядом, со всех сторон разом к нему приближались, искавшие его, «духи». Последний автомат его бойца замолчал пару минут назад. Он смотрел на чужое для него небо, в котором робко появлялись первые звездочки — предвестники наступающей ночи и думал, что совсем скоро встретится с Егоркой. На душу горой навалилась вселенская тоска. Единственное, о чём он жалел — что не отомстил за смерть друга. Он, в наступающих сумерках, видел уже бородатые рожи, подкрадывающихся к нему, врагов. Они что-то быстро говорили друг другу. Ещё секунда-другая и они обнаружат его. Николай поочерёдно выдернул зубами предохранительные кольца из гранат. Жить ему осталось несколько секунд. Он быстро слабел от потери крови.

Колька, вдруг улыбнулся. Страшной улыбкой залитого кровью лица. В этот миг он подумал, что душманы не смогут глумиться над его телом, мстя за смерть товарищей. Не много от него останется после взрыва гранат…

За подвиг старшему лейтенанту Ребко было присвоено очередное звание — капитана, и он посмертно награждён орденом Боевого Красного Знамени. Награду даже некому было вручить. И её в торжественной обстановке, перед строем получил пожилой комбат. Ему не поставили памятника и не нашли после боя тела, разорванного гранатами и засыпанного скалой. Никто не знал о последних минутах жизни командира десантников.

Коля был совсем один на этом свете…

А на том свете у него был друг Егор.

Смерть Алихана

Командир отряда душманов, Алихан-заде умирал. Пуля, посланная снайпером, пробила его тело со спины и на вылете, пробив кишки, разворотила живот. Теперь он лежал на тёплых от дневного солнышка скалах и, смуглое, худощавое лицо его с кокетливо подстриженной бородкой уже несло печать смерти. Жить ему оставалось немного. Однако он, с надеждой обречённого, цеплялся за жизнь и, превзнемогая боль, слушал доклад своего воина…

Докладчик, у которого из-за выбитого осколком гранаты глаза, было перевязано пол лица, старался не вдыхать вонь экскрементов из разорванных кишок Алихана.

От доклада, умирающему командиру моджахедов, становилось ещё хуже, хотя казалось бы, куда уж «хуже», если из разорванного живота вылезают простреленные, вонючие кишки…

Всего душманов осталось сорок бойцов. Так сказать: «Али-баба-хан и сорок разбойников». Только, если разбойники из сказки Шехерезады, «Тысяча и одна ночь», были на лихих конях и вполне боеспособные, то моджахеды Алихана, имели не только плачевный вид, но и весьма низкий боевой дух. После того, как отделение десантников, всего двенадцать бойцов, отправили к Аллаху, почти две сотни их товарищей, разбили — разметали караван с боеприпасами, вместо гордых солдат перед Алиханом была деморализованная группа басмачей.

…Ни о каком нападении на колонну советских войск, не могло быть и речи. И не помянут неудачника Алихана, добрым словом. Только в рапорте в ЦРУ, прозвучит его имя, но прозвучит, в контексте упоминания гибели своих агентов. «Советника» и кинооператора. «Белых» людей, «делающих политику», в Средней Азии.

«Кафиров» — «неверных»…

Алихан умирал. Он слабел «прямо на глазах». Умирая, он вспоминал своих троих сыновей и любимую жену — красавицу таджичку. Он вспоминал свою любимую «малую родину». Свой горный кишлак, по пыльным улочкам которого, он в детстве бегал босиком. О не большой горной речушке, протекавшей недалеко…

Он думал о том, что не смог дать своим детям и жене, той богатой жизни, о котором он мечтал.

Он знал, что никогда у него не будет других жён. Всю жизнь он, даже когда убивал во «славу Аллаха», он любил и боготворил только свою обожаемую жену.

И не было, любви большей и отношений чище, на всём белом свете — «Аллах свидетель»!

А теперь, здоровому, тридцатилетнему мужчине, отцу троих сыновей, истово любящему свою жену, приходится умирать. И он уже видит затуманенным взором, как разбирая камни, готовят ему могилу несколько моджахедов. Скоро его уложат в каменный склеп. Финал всем очевиден. Это будет последним почтением своего командира, личным составом. Его личная могила…

Остальных боевых товарищей, моджахеды не смогли бы похоронить, даже при всём желании. Хватало и раненных. Тех, у кого не было шансов на выживание, пристрелил, после короткого совещания чёрный, молчаливый араб с густой курчавой бородой. Совещание прошло на арабском языке. Арабов было больше. Своих же раненных, наёмники уложили в носилки. Нести их, попеременно, должны были «люди Алихана». Те, кто был не ранен. Кроме того, на завтра в утренний поход, был назначен авангард из «бойцов Алихана». Десяток воинов, которые первыми должны были встретить врага. Легко раненные — тоже. А сейчас басмачи Алихана, получив от арабов ручные фонари, лазают в скалах, собирая с наёмниками оружие и боеприпасы.