Союз двух сердец

— Это китуунуги-иси, то есть «камень, на котором снимают обувь», — пояснил он, показывая на плоскую, изящную в своей несимметричности гранитную плиту. Плита лежала у широкой деревянной ступеньки. Выше располагался сам вход в дом — приоткрытые раздвижные панели из дерева. — Японцы застилают полы толстыми мягкими татами. Поэтому перед входом мы снимаем обувь.

Нора почему-то испытала неловкость, вообразив, что она предстанет перед Айко Брэт-Амундсен босиком. Но, в конце концов, ей не привыкать появляться на публике в самых различных одеждах и обуви.

Айко оказалась невысокой женщиной, с заметной сединой в некогда черных как смоль волосах. На ее лице начисто отсутствовали какие-либо эмоции. Она была одета в кимоно с незатейливым рисунком и таби — японские домашние носки из белой ткани, напоминающие рукавицы — с отдельной частью для большого пальца. Она даже отдаленно не напоминала своего отца Джэрролда Брэта.

— Рада познакомиться с вами, — произнесла Нора в ответ на легкий поклон своей будущей свекрови и бесстрастное, с заметным акцентом приветствие на английском.

Интуиция подсказала Норе, что Айко будет потакать любой прихоти Сейджи, лишь бы сохранить мир в семье, и в то же время станет придираться к ней при малейшей возможности. Где-то она читала, что в Японии жена должна заботиться о матери мужа, исполняя все ее капризы и требования. Трудно же мне придется, посочувствовала себе Нора.

Пока они не были связаны брачными узами, им с Сейджи приготовили отдельные комнаты. Нора подавила в себе желание плюнуть на все и вернуться в аэропорт. Ей вдруг стало жаль расставаться с Сейджи, не говоря уже о том, что мысли о Мэгги не оставляли девушку ни на минуту.

Через несколько часов она, Сейджи и его мать уже сидели за ужином. Они уселись на полу на специальных подушечках за низеньким столиком. Служанка готовила «исикари набэ» прямо у них на глазах. Блюдо состояло из лосося, грибов, зелени и кубиков запеченного тофу[3], а также чего-то еще, незнакомого Норе. Все это помешивалось на слабом огне в керамической кастрюле, куда был налит бульон из морских водорослей и мисо[4]

. Газовая плитка с кастрюлей стояла прямо на столе. Нора с удивлением поняла, что ей нравится необычный вкус этого блюда.

На улице похолодало, но полупрозрачные сёдзи[5] были раздвинуты, и через них виднелся сад, тщательно возделанный, напоминавший дикий уголок природы с несколькими камнями неправильной формы, каменным фонарем и лилиями в прудике, наполнявшемся водой по желобкам из бамбука. Нора украдкой поглядывала по сторонам. Ей все было любопытно.

Заметив ее интерес, Сейджи после ужина показал ей сад. Они прошли по извилистой дорожке меж деревьев и оказались на площадке, выложенной по краям камнями. Внизу перед ними раскинулся Киото, весь в огнях, они то и дело вспыхивали в надвигающихся сумерках.

Нора решила, что сейчас он ее поцелует. Но ошиблась. Сейджи поклонился и объявил, что возвращается в дом. Пока она спала в самолете, он работал. И хотел бы принять ванну и отдохнуть.

Нора отлично поняла, что это значит. Она мысленно нарисовала картину: Сейджи сидит нагой, а служанка моет его. И почувствовала резкий прилив возбуждения. Но это было ничто в сравнении с тем, что она испытала, когда к ней подошла Айко и сказала, что Сейджи и служанка ждут ее.

— Я… я не понимаю, — пролепетала она растерянно.

— Он хочет, чтобы ты поучилась, как следует мыть мужа, — бесстрастным голосом сообщила ей Айко.

Глава шестая

На ее футоне[6]

лежала темно-синяя хлопковая юката[7], вышитая белыми хризантемами. Нора решила не рисковать их соглашением, набросила на себя легкое кимоно и негромко постучала по деревянной раздвигающейся панели, на которую ей указала Айко. По ту сторону послышался мягкий женский голос, прощебетавший что-то по-японски. Нора раздвинула панель и вошла внутрь.

Ванная комната Сейджи располагалась ниже уровня спальни. Она была выложена керамической плиткой и обита кедром. Позади высокого кедрового чана, способного вместить несколько человек, колыхались раздвижные перегородки — фусума. Они были раздвинуты, и в проеме виднелся большой, удобный футон Сейджи, а также приоткрытые сёдзи, выходившие в сад.

Сейджи нигде не было. Лишь молоденькая служанка, которая до этого готовила ужин. На ней были бледно-розовый бюстгальтер и легкие нейлоновые трусики, напоминавшие шорты. Рядом с ней, около сточных отверстий, вделанных в плитку, стояло деревянное ведро с мыльной водой, над которой поднимался пар. Рядом были ковш и целый набор губок со щетками. На краю чана лежала стопка толстых махровых полотенец.

Под взглядом Норы девушка опустила ресницы. Она так же смущена, как и я, решила Нора, не зная, что в Японии слуги не должны поднимать глаза на хозяев. Себя она, разумеется, хозяйкой не считала.