Людивина занималась джиу-джитсу и карате, пробовала силы в крав-мага. Годами отшлифовывала одни и те же жесты, чтобы они стали рефлекторными, чтобы действовать не думая, чтобы тело решало само и быстрее, чем мозг.
Когда острие ножа уже готово было войти в плоть и перерезать горло, колено Людивины поднялось и ударило Капюсена в бедро. Удар произошел сам по себе, она даже не успела толком примериться, чтобы сделать противнику действительно больно, но выпада хватило, чтобы отбросить его назад, – нож просвистел в воздухе.
Это дало Людивине драгоценную секунду, в которой она так отчаянно нуждалась.
Ее правая рука нанесла противнику сильный удар под нос, оттолкнув убийцу и дав другой руке возможность развернуться.
Сталь клинка мелькнула в коридоре, как молния.
Людивина не успела удивиться.
Ствол был направлен в сторону убийцы.
Она нажала на спусковой крючок.
Грянул гром.
Ослепительная белая вспышка.
Второй выстрел эхом разнесся по всему дому.
Людивина не видела, задет противник или нет. Ею владел ужас, желание освободиться, действовать.
Еще один выстрел. С каждой выпущенной пулей становилось легче.
Это было возмездие.
Сирил Капюсен взлетел на воздух и шлепнулся о стену, на лице его застыло недоумение.
На мгновение он завис у стены, словно ища ответы на неведомые вопросы и глядя на Людивину.
Она сделала шаг к нему и снова выстрелила. Почти в упор.
Одной пулей.
Кровь брызнула на шею и лицо молодой женщины.
Она снова нажала на курок. А затем снова и снова.
Запах пороха заполнил ноздри, в барабанных перепонках звенело.
Она стреляла в тело Сирила Капюсена, пока не разрядила всю обойму.
Не понимая, плачет она или смеется.
Часть третья
Они
50
Полковник Априкан помог Людивине встать на ноги.
Мягко и осторожно.
Он сам приехал за ней вместе с отрядом жандармерии. Трещали фотоаппараты, делая первые снимки. Полковник отвел ее к небольшой лестнице, усадил на ступеньки и укутал пледом. Он не хотел выпускать ее в таком состоянии. Пусть сначала кордон безопасности оттеснит журналистов и зевак.
Априкан обхватил ладонями ее лицо и, пристально глядя в глаза, стал говорить. Ее барабанные перепонки еще звенели, но она понимала каждое негромко сказанное слово:
– Я не знаю, что тут произошло, но вы действовали в пределах необходимой самообороны, Людивина. Это совершенно точно.
Он не спрашивал. И даже не высказывал предположения. Он диктовал.
– Сейчас вами займутся, – добавил он. – Подождите здесь. Мы про вас не забудем.
Потом она видела, как он дает указания экспертам-криминалистам и направляет жандармов. Все происходило как в замедленной съемке. Виделось как будто издалека. Хуже того, звуки доходили до нее как сквозь слой ваты. Она была не здесь. А где-то далеко.
И все же она улавливала обрывки разговоров. Вот говорят Априкан и Сеньон, который только что вбежал, запыхавшись, и смотрел на нее с порога. Полковник остановил его, предупредительно выставив руку.
– …травмирована, – говорил полковник. – Надо аккуратно.
– …как она?.. ранена?
– …психика… рассчитываю на вас… Алексис… она… ничего, справи…
Сеньон обнял ее.
– Черт, – сказал он. – Ты меня до смерти напугала.
От присутствия коллеги Людивине стало легче. Он что-то говорил не переставая, и мало-помалу она сбросила оцепенение и пришла в себя.
Она не чувствовала угрызений совести.
Ни малейшего чувства вины.
Именно это удивляло ее больше всего. Она выпустила в человека пятнадцать пуль. Она отняла жизнь, поставила крест на жизненном пути того, кто был младенцем, ребенком, подростком и вскоре должен был стать зрелым человеком, и при этом не чувствовала ни раскаяния, ни отвращения.
Сирил Капюсен погиб от ее руки. В облаке пороха, грохота и огня.
В борьбе за выживание.
Из-за спины Сеньона Людивина увидела, как один из офицеров подошел к Априкану и сказал, что ничего не найдено: ни огнестрельного оружия, ни скальпов, ни окровавленного белья, ничего, что можно связать с совершенными преступлениями.
– Продолжайте искать, – приказал полковник, – в доме полно закутков и разных ниш. Найдите мне что-нибудь.
Людивине было плевать. Он преступник, она видела его и не сомневалась.
Приехал и Ришар Микелис. Он держался незаметно. Как наблюдатель. Пока молодой женщиной занимался ее коллега, криминолог изучал дом. Именно он, тщательно осмотрев каждую комнату, посоветовал заглянуть в холодильник. Там оказалось два пластиковых контейнера с мясом.
– Проверьте содержимое. Готов поспорить, это не запасы говядины на ужин.
– А что? – спросил один из криминалистов.
– Останки последней жертвы.
Криминалист чуть не выронил контейнеры из рук.
– Ему нужно заглатывать добычу, – добавил Микелис. – Так он чувствует себя менее одиноким.
– Безумие! – сказал криминалист, хотя непонятно, к кому это относилось, к убийце или к эксперту.