Союз звезды со свастикой

В названных книгах Суворов излагает события так, что оставляет у читателя впечатление, будто — вопреки устоявшемуся мнению — идея заключения советско-германского договора принадлежала советскому руководству, одержимому идеей мировой революции. По словам В. Суворова, Сталин сделал очень много для того, чтобы во главе Германии оказался безумный и фанатичный лидер, способный начать войну, необходимую, чтобы ослабить Европу, а значит, согласно воззрениям большевистских лидеров, подготовить в ней почву для победы социалистической революции. Таким образом, по версии В. Суворова, известный своими агрессивными намерениями Гитлер, которого якобы советские лидеры еще до прихода его к власти нарекли тайным титулом «Ледокол революции», расчищал путь мировому коммунизму, своими действиями давая Сталину право в любой момент объявить себя освободителем Европы. Вершина усилий в этом направлении — пакт Молотова — Риббентропа. «Этим пактом Сталин гарантировал Гитлеру свободу действий в Европе и, по существу, открыл шлюзы Второй мировой войны»[94]. «Пакт Молотова — Риббентропа был придуман Сталиным ради того, чтобы руками Гитлера начать Вторую мировую войну, разгромить и ослабить Европу, в том числе и Германию»[95], а потом ввести в эти страны Красную Армию как главного субъекта мировой революции.

Имея в виду тяжесть предъявленного В. Суворовым обвинения советскому руководству, чрезвычайно необходимым представляется ответить на вопрос, который ставит немецкий автор доктор Ингеборг Фляйшхауэр на первых же страницах книги «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 19381939» (М.: Прогресс, 1990. 480 с.), вызвавшей одобрение многих российских историков ввиду своей богатой документальной базы и солидного научного аппарата (в отсутствии которого так часто упрекают труды В. Суворова): от кого исходила инициатива германо-советского сближения, вершиной которого и стал советско-германский договор о ненападении.

Поскольку в концепции В. Суворова вопрос этот увязан с суммой проблем, логика исследования требует рассмотреть каждую из них в отдельности.

Тезис первый — и он является центральным в концепции В. Суворова — одержимость советского руководства идеей мировой революции.

Согласно категоричной позиции И. Фляйшхауэр, чья книга, призванная, по всей видимости, научно подкрепить советскую официальную точку зрения и позицию советских историков, была издана в СССР тиражом 50 000 экземпляров и, по словам автора предисловия д-ра исторических наук В.М. Фалина, являла собою «эталонное произведение, обобщающее достигнутый на данный момент уровень знаний»[96] (именно поэтому далее я буду сталкивать позиции В. Суворова и И. Фляйшхауэр, имея в виду в лице последней всю советскую и дружественную ей историографию), подобные утверждения всегда будут оставаться лишь предметом романтических спекуляций, потому что советское правительство отказалось-де от экспансионистских устремлений на мировую революцию еще в 1925 г.[97]. При этом имеется в виду XIV съезд ВКП (б), состоявшийся 18–31 декабря 1925 г. и подтвердивший решение XIV партконференции (27–29 апреля 1925 г.) о возможности победы социализма в одной стране. До этого, как известно, большевики считали, что, как вспоминал В. И. Ленин в третью годовщину Октября 1917 г., «наша победа будет прочной только тогда, когда наше дело победит весь мир, потому что мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию»

[98]. К этой же теме Ленин вернулся на III Конгрессе Коминтерна (22 июня — 12 июля 1921 г.): «Нам было ясно, что без поддержки международной мировой революции победа пролетарской революции невозможна»[99].

Все известные высказывания В.И. Ленина накануне Октябрьского переворота, в его ходе и в первое после него время, все поведение вождя свидетельствуют, что он рассматривал российскую революцию только как отправную точку, пролог революции мировой.

Таким образом, представления Ленина о социалистической революции (независимо от того, начнется ли она в одной или нескольких странах) как всемирном, интернациональном процессе не отличались от соответствующих представлений Маркса и Энгельса. Однако история оказалась сложнее теоретических представлений: прорыв фронта капитала не удалось расширить. То, что произошло, — задержка мировой революции[100], «одиночество» победившего в России пролетариата, необходимость так или иначе приспосабливаться к жизни в условиях враждебного окружения, — породило тактику сохранения «оазиса Советской власти»[101] в бушующем империалистическом море, обретшую контуры идеи мирного сосуществования[102].