Союзник (СИ)

С этими словами он посмотрел на Зину. Губы женщины предательски задрожали. Она не проронила ни звука, но по ее щеке скатилась слеза, которая была красноречивее любых фраз. То, что эта женщина до этого времени считала промыслом Господа, на деле оказалось жестокой расчетливостью ее любимого мужчины.

— Я готов вступить в сделку с самим Дьяволом, если это поможет мне защитить тех, кто мне дорог, — произнес Виталий, опустив глаза.

— Как вы с ними связались?

— Я зафиксировал попытку взлома нашей системы и временно отключил защиту. Так они и передали мне мое первое задание и получили всю информацию о расположении нашей базы, количестве выживших и так далее. Конечно, после краха Адмиралтейской, другие станции переписали программу и усилили защиту, вот только дело уже сделано. Я знал, на что иду, и был готов к тому, если меня вычислят. Я шел на эту жертву осознанно. Ради своей жены и детей.

Он посмотрел на Ивана, на лице которого читалось одно желание — снести этому уроду башку. Затем перевел взгляд на Альберта, который не мог не проникнуться отчаянием доведенного до края человека. И наконец — на Лескова, в глазах которого не было ни капли жалости.

И от этого взгляда Виталий почувствовал, как по его телу пробегает озноб. На миг ему показалось, что он смотрит в глаза дикого зверя, который уже вынес ему приговор.

— Вы немедленно признаетесь в содеянном, — произнес Дмитрий.

— И ты будешь моим судьей, да, убийца? — Виталий злобно оскалился. — Ты же теперь тоже советник. Лично будешь выносить мне приговор?

— Я сделаю еще хуже, — губы Лескова тронула холодная улыбка. — Отдам вас на растерзание вашим же друзьям.

Глава XI

Этим утром Спасская напоминала потревоженный улей. Что-то заставило людей выйти из своих домов и отправиться на главную площадь, расположенную у входа в правительственное здание. К десяти часам утра вся территория потонула в волнующемся море толпы, которое чернильной кляксой растеклось и по близлежащим улицам. Здесь собрались не только «спасские». Были «владимирские», «невские», «звенигородские», пришли даже с «Технологического института» и их соседи с «Балтийской» и «Фрунзенской».

Связующие тоннели сейчас напоминали артерии, которые гнали кровь к самому сердцу города. Точнее к его искусственному заменителю. Настоящее сердце, или как его еще называли, Адмиралтейская, было уничтожено чудовищами, которых нарочно запустили несколько предателей. Румянцев действовал не один. Всего их было шестеро, профессионалов, которые мастерски замели свои следы.

Виталий сдал всех: четверо из них отвечали за безопасность на станции и, как и Румянцев, имели техническое образование, еще двое входили в совет Адмиралтейской. Все они были уверены, что бог войны поглотит каждого, и спастись удастся только тем, кто осмелится принести ему жертву. Удар по Адмиралтейской должен был обезглавить Петербург и тем самым швырнуть его на милость победителям.

Вот только никакой милости не предполагалось. «Процветающие» четко обозначили свои позиции, а именно — очистить мир от «людской заразы». Роботы заменили тех, кто когда-то должен был убирать их дома, потреблять продукцию их корпораций, платить налоги. Теперь главным богатством планеты стали ресурсы, запасы которых с каждым годом становились все меньше, а сама Земля всё больше напоминала огромную помойку. Во всех странах нищета плодилась, словно клетки раковой опухоли, росла безработица, а с ней и недовольство народа, уровень преступности и экономический дисбаланс. По замыслу «процветающих» эта война должна была стать последней в истории планеты. И хотя случайные «выжившие» все еще боролись за свои жалкие жизни, их судьба была предрешена…

Виталий Румянцев дрожал всем телом. Ему хотелось верить, что в помещении слишком холодно, но на самом деле его снова начал бить нервный озноб. Давно еще, в какой-то книжке он читал, что в такие моменты на приговоренных обрушивается какое-то тупое равнодушие. Приходит смирение, а вместе с ним и спасительное спокойствие. Да и смерть от пули — она быстрая и милосердная. Куда страшнее было бы умереть от яда «процветающих» или быть разорванным «костяными». Но почему- то сейчас эти мысли не успокаивали. Единственное, что грело душу, было обещание совета, что его семью никто не тронет. Более того, их обещали перевезти на более спокойную станцию, где в лицо их никто не знает.