Сохраняя веру

– Мэрайя, – продолжает мой адвокат, – в этом зале в ваш адрес прозвучали утверждения, по поводу которых суд, вероятно, хотел бы услышать и ваше мнение тоже. Начнем с лечения в психиатрической больнице. Расскажите нам, пожалуйста, как вы туда попали.

Всю ночь мы с Джоан репетировали, как я буду отвечать на ее вопросы. Я знаю, что нужно говорить, что она хочет донести до судьи. В общем, я подготовлена ко всему, кроме того чувства, которое испытываю, ощущая на себе взгляды всех этих людей.

– Я была очень сильно влюблена в своего мужа, – начинаю я, как и было задумано. – Когда я застала его в постели с другой женщиной, это разбило мне сердце, но он решил, что у меня непорядок с головой. – Я поворачиваюсь, чтобы видеть его. – Мне стало ясно: я больше не нужна Колину. Эта мысль была для меня очень тяжелой, и я подумала, что не смогу жить без него. И не захочу. – Я делаю глубокий вдох. – Когда вас что-нибудь сильно угнетает, вы не обращаете большого внимания на окружающий мир. Вам никого не хочется видеть. У вас возникают мысли – правдивые мысли, – которые вы хотели бы высказать, но они похоронены так глубоко внутри вас, что нужно сделать большое усилие, чтобы вытащить их на поверхность. – Мое лицо смягчается. – Колин отправил меня в психиатрическую больницу, но тираном я его не считаю. Наверное, он испугался. И все-таки сначала ему следовало бы поговорить со мной. Может, я и не смогла бы объяснить ему, чего хочу, но мне было бы приятно оттого, что он готов меня выслушать. И вот я вдруг оказываюсь в больнице, беременная. Колину я не сразу сказала про ребенка. Решила, сколько возможно, держать это в тайне. – Я смотрю на судью. – Не знаю, интересно ли вам, как чувствует себя человек, когда все вокруг распоряжаются им. Говорят ему, что есть, что пить, когда ложиться спать, когда вставать. Тычут в него иголками, заставляют высиживать сеансы психотерапии. Ни мое тело, ни моя душа больше мне не принадлежали. Только мой ребенок принадлежал мне – на первых порах. Но вскоре врачи по анализам крови, конечно же, поняли, что я беременна, и внушили мне: «Лечение нужно продолжать. Ребенку не пойдет на пользу, если вы убьете себя до родов». И я позволила им накачать меня лекарствами до такого состояния, в котором я уже не могла беспокоиться о малыше. Или вообще о чем бы то ни было. А потом, когда меня выпустили из Гринхейвена, я начала паниковать из-за того, что могла навредить своему ребенку, пытаясь спасти себя. И я заключила с судьбой маленькую сделку: пусть из меня не получилось идеальной жены, но идеальной матерью я стану.

Джоан ловит мой взгляд:

– И вы стали ею?

Я помню, как надо ответить: «Да, я делаю все, что в моих силах». Мы обе смеялись, когда репетировали, потому что это звучало как какой-то старый армейский лозунг. Но ни мне, ни Джоан вчера ничего лучшего в голову не пришло. А вот теперь я стою здесь и не могу произнести заученный ответ. Я заглядываю внутрь себя и нахожу там только одно – правду.

– Нет, – шепчу я.

– Что?

Стараясь не замечать того, как Джоан рассердилась, я повторяю:

– Нет. Когда Вера родилась, я гуляла с ней и наблюдала за другими мамами, которые управлялись со своими малышами, их колясками и бутылочками так, будто на свете нет ничего проще. А я то забуду положить ей с собой в школу бутерброды, то выброшу клочок бумаги с какими-то каракулями, а это, оказывается, была валентинка. Наверное, каждая мать иногда совершает такие ошибки, но мне они не давали покоя.

Джоан прерывает меня тихим вопросом:

– Почему вы так стремитесь быть совершенной?

Говорят, бывают такие моменты, когда твоя жизнь раскрывается, как ореховая скорлупа, и ты раз и навсегда меняешь свой взгляд на вещи. Формулируя ответ, я решаюсь сказать то, что, наверное, знала всегда, но только сейчас поняла до конца.

– Потому что мне слишком хорошо известно, каково это – быть несовершенной, – негромко говорю я. – Я оказалась недостаточно хороша для Колина и потеряла его. Не хочу пережить это заново. – Мои руки, лежащие на коленях, нервно сжимаются. – Понимаете, если я буду для Веры идеальной мамой, она не захочет променять меня ни на кого другого.

Почувствовав, что от этой темы меня нужно увести, причем побыстрее, Джоан бросает мне спасательный канат:

– Расскажите нам, пожалуйста, что произошло десятого августа этого года.

– Днем мы с дочкой поехали к моей маме, – твержу я по заученному, радуясь возможности увязнуть в деталях. – Оттуда я собиралась отвезти Веру на занятие балетом, но она вспомнила, что забыла форму. Поэтому нам пришлось вернуться домой. На подъездной дорожке стояла машина Колина. Мы решили, что он вернулся пораньше из командировки. Вере не терпелось поздороваться с ним, и она сразу побежала в нашу спальню. Когда она вошла, Колин собирался идти в душ. Потом вхожу я, и в этот момент из ванной появляется Джессика, завернутая в полотенце.

– Что Колин сказал?

– Побежал за Верой. Потом признался мне, что встречается с Джессикой уже несколько месяцев.

– Что было дальше?