Сохраняя веру

Врач-стажер ощупывает Верину ступню:

– Ни симптома Кернига, ни симптома Брудзинского, по-моему, нет.

– На колотые раны тоже, кажется, не похоже, – говорит медсестра.

К каталке подходит дежурный врач и начинает давить на Верино плечо.

– Кровотечение не замедляется. Вызовите консультанта по хирургии кисти. Вы отец? – спрашивает он у Иэна.

– Друг, – мотает Иэн головой.

Врачи кажутся Мэрайе огромными стервятниками, слетевшимися к маленькому телу ее дочери. Медсестра поднимает правую руку Веры и сильно нажимает на плечевую артерию. Мэрайя смотрит на рану, которая, как маленький чистый тоннель, проходит сквозь ладонь: в этот момент ее пронзает свет.

Вера вдруг дергает ножкой, ударяя врача-стажера в подбородок.

– Не-е-ет! – кричит она, пытаясь вырваться из рук медсестер, которые крепко прижимают ее к каталке. – Нет! Больно!

Мэрайя делает шаг вперед, но Иэн удерживает ее, положив руку ей на плечо.

– Они знают, что делают, – бормочет он.

Доктор, пытаясь успокоить девочку ласковым голосом, спрашивает:

– Вера, как ты поранила ручки?

– Никак. Я их не… Ой! Из них просто пошла кровь, а пластырь не держался, и… Не надо! Мамочка, скажи им, пусть перестанут!

Стряхнув руку Иэна, Мэрайя бросается к своему ребенку, но ее отталкивают назад, едва она успевает дотронуться до Вериного бедра.

– Уберите ее отсюда! – рявкает врач, но его голос едва пробивается сквозь крики.

Чем дальше Мэрайю уводят, тем громче звучат рыдания, и, проведя несколько секунд в объятиях Иэна, она понимает, что это уже не Вера кричит, а она сама.

Ночью в больнице бывает тихо по-особенному. Эти островки тишины, дрейфующие среди стонов, вздохов и приглушенных гудков, словно бы объединяют людей, которые не разошлись по домам, а все еще бродят по коридорам или сидят у постелей близких. Можно встретить в лифте женщину и сразу понять, что у нее горе. Можно увидеть возле кофейного аппарата мужчину и с первого взгляда определить, что у него рожает жена. Можно, даже не отдавая себе в этом полного отчета, начать расспрашивать незнакомого человека о том, какая беда его сюда привела, хотя при встрече на улице вы бы не обратили на него никакого внимания.

Мэрайя и Иэн стоят, как часовые, у Вериной кровати в детском отделении. Сейчас девочка спокойно спит, ее забинтованные руки сливаются с простыней.

– Как ватные палочки, – произносит Иэн вполголоса.

– Что?

– У нее ручки как ватные палочки. Тоненькие и на концах белые.

Мэрайя улыбается. За последние несколько часов она так отвыкла от этого мимического движения, что теперь ей больно. Вера, повернувшись на бок, продолжает спать. Иэн вопросительно приподнимает брови и кивком указывает на дверь. Они с Мэрайей выходят и идут по коридору мимо медсестер, тихо болтающих за своей стойкой, потом мимо лифта.

– Я до сих пор не поблагодарила вас за то, что вы принесли Веру домой, – говорит Мэрайя и обхватывает себя руками: ей вдруг стало зябко. – Спасибо вам за это и за то, что не включили камеру, не начали фотографировать…

Иэн смотрит ей в глаза:

– А откуда вы знаете?

Почувствовав сухость во рту и в горле, Мэрайя вспоминает, как Иэн сидел на заднем сиденье машины с Верой на руках.

– Просто знаю.

Они останавливаются у стеклянной стены отделения новорожденных. Спеленатые младенцы лежат бок о бок, как продукты на полке в магазине. Один малыш высвободил ручонку из одеяла и размахивает ею, растопырив похожие на лепестки пальчики. Мэрайя не может не заметить, какая у него ладошка – свеженькая, розовенькая и целенькая.

– Вы верите? – произносит Иэн, глядя на детей, но обращаясь к Мэрайе.

На этот вопрос ей отвечать не следует. Это неподходящая тема для обсуждения со скандально известным телеведущим, который сегодня повел себя по-рыцарски, но завтра снова станет их с Верой врагом. Тем не менее за последние несколько часов между ним и Мэрайей образовалась связь, похожая на те тончайшие шелковые нити, которые пауки способны протягивать на огромные расстояния. И пожалуй, Иэн все-таки заслужил ответа.

– Да. Я не знаю, что именно видит моя дочь и почему она видит это. Но я верю, что она говорит правду.

Иэн едва заметно встряхивает головой:

– Я не то имел в виду. Я имел в виду, верите ли вы в Бога?

– Не знаю. Я бы хотела ответить: «Да, конечно!», но, к сожалению, не могу сказать этого с легким сердцем.

– Значит, вы колеблетесь.

Мэрайя поднимает на него глаза:

– Вы тоже.

– Да, но разница между нами в том, что вы, если бы у вас был выбор, предпочли бы верить, а я – нет. – Он прижимает ладонь к стеклу, глядя на младенцев. – «Мужчину и женщину сотворил их…»^[19] Но вы же можете под микроскопом видеть, как происходит оплодотворение. Можете наблюдать деление клеток, формирование сердца и так далее. Где же здесь Бог?

Мэрайя вспоминает равви Соломона в хипповой футболке и его попытку примирить Библию с теорией Большого взрыва.

– Может быть, именно благодаря Богу все это и происходит?

Иэн поворачивается к Мэрайе:

– Но нам ведь нужны научные доказательства.

Она думает о тех обстоятельствах, в результате которых попала в Гринхейвен.