Сокол и ласточка

Тогда я Его не понял. Но прошли годы, я стал мудрее и теперь знаю: если со мной стряслась какая-нибудь беда, надо, едва пройдет первая боль, встряхнуться и сказать себе: «Зачем это со мной произошло? Ради какой пользы и какого блага? Что здесь такого, от чего моя душа станет выше и сильнее?»

Еще не было случая, чтоб, подумав, я не нашел ответа.

Прошло немало времени, прежде чем Летиция очнулась. Никто ее так и не обнаружил — одна половина команды всё еще не протрезвела, другая пока не вернулась с берега.

Девочка открыла глаза, и они вмиг наполнились слезами.

Я расправил крылья и повернулся в профиль Сей гордой позой я хотел призвать мою питомицу к стойкости и мужеству. В этом мире надо быть сильным и не сдаваться. Всякое поражение для сильной души становится победой; всякая утрата — обретением.

Увы, в эту страшную минуту Летиция нуждалась не во мне.

Не обратив никакого внимания на мою пантомиму, девочка поднялась на ноги и бросилась к своей каюте, словно там ее ждало спасение. Я запрыгал вслед.

Но в каморке было пусто.

— Боже, где он? — ахнула она.

И, увидев в дальнем конце кубрика одного из дневальных, громко повторила вопрос:

— Где он?

— Кто, отец Астольф? С час как отправился на берег.

— Нет, пленник!

— Капитан велел запереть его в трос-камеру.

Трос-камерой называется помещение для хранения запасных канатов, оно находится в дальнем конце трюма. По совместительству трос-камера используется как карцер для проштрафившихся членов команды. Там нет окоп, а дверь всегда на запоре, чтоб крысы не попортили пеньку.

— Что-о?!

Лучшее средство от горя — ярость. Летиция, которая минуту назад едва переставляла ноги от слабости, вызванной обмороком, тигрицей пробежала через весь трюм.

Перед дверью корабельной тюрьмы дежурил вооруженный матрос — некто Ерш. Он и по нраву был таков: вечно ко всем цепляется, с кем-то враждует, на кого-то орет. На берег Ерша не пустили в наказание за драку, и от этого настроение у скандалиста было еще хуже, чем обычно.

— Куда? — грубо сказал он, перегораживая доктору дорогу. — Велено никого не пускать.

В другое время и в другом расположении духа Летиция несомненно вступила бы с часовым в объяснения, но сейчас она просто ударила его кулаком в зубы — с совсем не девичьей силой. Ерш отлетел в сторону, а она отодвинула засов, вошла в карцер и захлопнула за собой дверь. Я еле успел шмыгнуть следом.

Лорд Руперт полулежал на канатах, его руки были скованы кандалами. При виде Летиции он попытался подняться, но она его удержала.

— Не двигайтесь! Вы слишком слабы!

— Напротив, я чувствую себя превосходно. — В свете лампы, покачивавшейся под низким потолком, блеснули зубы. Грей улыбался! — Какое, оказывается, счастье просто владеть своим телом.

— Но почему вы здесь? И в цепях? Что произошло?

— Ровным счетом ничего. Капитан «Ласточки» пришел меня проведать. Я сказал, что беру честное слово обратно. Теперь, когда я вновь могу двигаться, я сбегу при первой же возможности. Вот он и принял меры предосторожности. Очень разумный и своевременный шаг. Иначе я мог прыгнуть в воду через пушечный порт и преспокойно доплыть до берега. По-французски я говорю прилично, никто в Форт-Рояле не догадался бы, что я англичанин. Но я, конечно, в любом случае не покинул бы корабль, не поблагодарив вас за всё, что вы для меня сделали… дорогой доктор.

Дверь распахнулась. На пороге возник Ерш с перекошенной от ярости рожей Понадобилась целая минута, чтоб он очухался от удара.

— Я тебе распорю брюхо, жалкий лекаришка! — вопил часовой, размазывая кровь. В правой руке у него сверкала обнаженная сабля.

Лорд Руперт вскочил на ноги и огрел буяна цепью по лбу. Проделал он это очень ловко, будто кот зацапал неосторожную муху коп истой лапой. О палубу шмякнулось тело, стало тихо.

— Вы чем-то расстроены? — спросил пленник, притворяя дверь. — У вас заплаканные глаза.

И она с рыданиями, довольно бессвязно рассказала, что ее обманули, что ее отец мертв и что она теперь одна, совсем одна.

Любой другой мужчина обнял бы плачущую девушку, погладил по голове, стал бы говорить слова утешения. Но лорд Руперт вел себя не так. Очевидно, воспитание не позволяло ему касаться дамы без ее соизволения. Слушал он внимательно, но от соболезнований воздержался. А в конце вообще сказал нечто странное (и, на мой взгляд, довольно жестокосердное):

— Что ж, одна так одна. Теперь вы начнете жить собственной жизнью.

Еще более странно было то, что Летиция не оскорбилась и не возмутилась, а вытерла слезы и долго смотрела на англичанина, ничего не говоря. Для меня загадка, о чем она в эту минуту думала и что чувствовала. Я перестал ее понимать.

Заговорила она теперь совсем об ином.

— Кандалы — чепуха. Я принесу нож и открою замок. Часовой оглушен. А очнется — получит еще. На корабле почти никого нет. Капитан, вахтенный начальник и пара дневальных. Кто попробует меня остановить — убью. Да никто и не сунется. Дезэссар передо мной виноват. Мы сойдем на берег. Мне больше нечего делать на «Ласточке».

Лорд Руперт стал возражать: