— А я расположился вот тут, — икнув, объявил Кербиан, подводя нас к угловому столику, где сидел незнакомый мне человек в парике — субтильный, рыжебровый, с веснушчатым острым личиком. У его локтя лежала щегольская треуголка с зеленой опушкой из перьев. Незнакомец вообще смотрелся франтом. — Это тоже штурман, как и я. Правда, ир… ик… ирландец, но это все равно. Все штурманы братья! Десять минут как подружились, а будто сто лет вместе проплавали. Так, Гарри?
— Истинно так, старина, — ответил рыжий, разглядывая Летицию — как мне показалось, не слишком дружелюбно. — Так вы, юноша, врач с «Ласточки»?
— Люсьен Эпин, к вашим услугам.
— Гарри Логан. Бичую в этом чертовом Сен-Мало третий месяц. Не так просто найти работу, если говоришь по-французски с английским акцентом.
— Странно, что вы здесь, когда ваша страна воюет с Францией, — сказала моя питомица, усаживаясь. Очевидно, поняла, что Пом все равно не отвяжется.
— Я враг проклятых протестантов и голландского узурпатора! Мой король — Джеймс, и я никогда не изменю присяге!
Ирландец стукнул маленьким, но твердым кулачком по столу, и Пом шумно его одобрил, предложив немедленно выпить за «доброго короля Жака».
Уж скоро пятнадцать лет, как всю континентальную Европу наводнили так называемые якобиты, сторонники свергнутого Якова Стюарта. Средь них много католиков, а среди католиков много ирландцев, что объясняло присутствие мистера Логана в Сен-Мало и его ненависть к «голландскому узурпатору», то есть королю Вильяму, одновременно являвшемуся штатгальтером Соединенных нидерландских провинций.
— В жизни не видал таких попугаев, — молвил веснушчатый, переводя на меня взгляд своих быстрых голубых глаз. — А я немало постранствовал по свету. Как тебя звать, красавец? Хочешь рому?
Он плеснул на стол из своего стакана, и я с удовольствием подобрал несколько капель чудесного мартиникского напитка. М-м-м, как же я люблю это ощущение — по горлу словно стекает расплавленная бронза, отзываясь горячим звоном пищеводе и благовестом в голове!
Ирландец засмеялся и налил мне еще, а Летиция удивилась:
— Ты у меня пьянчужка, Клара?
Вовсе нет! Учитель говорил: «Мудрая сдержанность не означает отказа от радостей жизни».
Логан налил и новому знакомому, тоже самым любезным образом. Кажется, я ошибся, предположив, что наше появление чем-то раздосадовало этого веселого человека.
— Люблю ученых молодых людей, — воскликнул он, обнимая Летицию за плечо. — Выпьем за знакомство?
— Выпьем. — С замечательной выдержкой она хлопнула Логана по спине и лихо выпила — слава богу, не до дна.
То, что она закашлялась, а на глазах выступили слезы, вызвало у обоих штурманов взрыв хохота.
— Ничего, привыкнешь! — крикнул папаша Пом и тоже выпил. — Моряк без рома что баба без румян! Верно, Гарри?
Рыжий штурман с достоинством заметил:
— Я тоже пользуюсь румянами. И пудрой. Уважающий себя джентльмен должен выглядеть прилично. Во всяком случае, на берегу, где столько хорошеньких женщин.
Он не шутил. Присмотревшись, я заметил, что его лоб неестественно бел, а щеки чересчур розовы. К тому же от мистера Логана исходил аромат фиалок — не совсем обычный запах для морского бродяги.
— Гарри по этой части мастак! — Кербиан восторженно покрутил головой. — Он мне тут начал рассказывать про ямайских мулаток — прямо слюни потекли. А Эпин у нас пока девственник! Ха-ха-ха!
— Я полагаю, это излечимо, — заметил ирландец. — Не правда ли, господин лекарь?
— О-хо-хо! — пуще прежнего закатился Пом. — Это он пошутил! Ты понял, малыш? А сам даже не улыбнулся! Мне нравится этот рыжий чертяка! Конечно, излечимо. Прямо сейчас мы тебя, малыш, и вылечим. Тут самое подходящее место! В море баб нету. Хорошо туркам, у них, говорят, матросы с утра до вечера жарят друг дружку. А мы христиане, нам не положено! А-ха-ха!
Пока он веселился собственной шутке, которую Летиция, судя по озадаченному выражению лица, не совсем поняла, я думал, что нисколько не сожалею о физической любви, каковой никогда не знал и не узнаю. Чувственность затуманивает рассудок и сближает мыслящее существо со зверем, все бытие которого сводится к двум желаниям: есть да спариваться. И умнейшему из людей, пока он молод, невозможно подняться над своей животностью. Даже католические монахи, дающие обет безбрачия, не избавлены от этой унизительной тяги. Они подавляют в себе инстинкт усилием воли, постом и молитвой, но это не означает, что искушение оставляет их в покое. Полная духовность и настоящая мудрость доступны человеку, лишь когда он достигает старости и освобождается от бремени страстей.
Мне легче, я птица. Когда, бывало, жар молодой крови бросался мне в голову, я находил избавление в полете. Чем выше над землей поднимали меня крылья тем проще было выветрить дурман.
— Идем наверх, сынок! Папаша Пом угощает! — Старый штурман вскочил и потянул Летицию за собой
— Благодарю, в другой раз… Нет-нет, ни за что! — отбивалась она.