Сокол и цветок

Все еще стоя на четвереньках, она с радостью заметила трещину в том месте, где сходились толстые балки, совсем маленькую, к которой можно было приложить либо глаз, либо ухо. Она всмотрелась и увидела прямо под собой раздетого до пояса де Берга.

– Оставь, – велел он.

На его плече виднелась небольшая повязка. Фол-кон сказал что-то еще, но до Джезмин донеслось только два слова: «постель» и «сейчас».

Джезмин обуяло нетерпеливое желание узнать, кто был вместе с ним. Женщина оказалась в поле ее зрения, и она прокляла собственную глупость и наивность. Морганна! Руки Морганны обвили его шею, губы прижаты к губам, тело к телу. Джезмин присела на корточки, потрясенная коварством де Берга. Он постоянно утверждал, что хочет ее, а сам, оказывается, удовлетворяет желания с этой... этой... Ее охватили гнев, боль от предательства и, что скрывать, ревность. Как он посмел? Она стала леди де Берг. Ее дед – великий король Генрих, в ее жилах течет королевская кровь. Она здесь хозяйка, желает быть центром, сердцем Маунтин-Эш, а какая-то шлюха пытается занять ее место!

Слепящая ярость застилала глаза. Джезмин поднялась, слетела по ступенькам вниз, в спальню мужа, и рывком распахнула дверь. Фолкон сидел в одиночестве. На его лице было написано нескрываемое удивление.

– Как ты смеешь держать свою подстилку в Маунтин-Эш? – взорвалась она.

Фолкон медленно оглядел жену с головы до ног, заметив, как она возмущена. Волосы разметались по плечам, придавая ей новую, буйную красоту. Де Берг мимоходом спросил себя, где Джезмин успела услышать сплетни и не лучше ли все отрицать, но посмотрев в пылающие глаза, понял, что успокоить ее невозможно.

Глаза Фолкона сузились – он как раз пришел в соответствующее настроение, весьма подходящее для жаркой схватки... сначала на словах, потом в постели.

– Я не нуждался бы в шлюхах, исполняй ты свои супружеские обязанности, – бросил он.

Джезмин охнула от неожиданности.

– Значит, признаешься, подлый негодяй! Будь твоя воля, день и ночь держал бы меня прикованной к этой кровати!

– Позволь мне кое-что объяснить, Джезмин. Мужчины сажают себе на шею жен, только чтобы в минуту нужды всегда иметь под рукой теплое покорное тело, – спокойно сказал он.

– Неправда. У тебя были другие причины жениться на мне, – обвинила она.

– Какие же, интересно? – язвительно процедил Фолкон.– Твои хозяйственные таланты? Способность родить мне сильных сыновей?

Джезмин бросилась на мужа.

– Дьявол! Ты дьявол! – вскрикнула она, так яростно срывая с него повязку, что рана вновь начала кровоточить.– Почему ты не сказал, что тебя ранила дикая кошка? Почему не позволил мне ухаживать за тобой?

Фолкон неожиданно понял, что она ревнует к Морганне, и буйное ликование охватило его. Джезмин не ревновала бы, будь она совершенно равнодушна к мужу, и захотела причинить ему боль только потому, что сама была оскорблена. Он надвинулся на нее, возвышаясь словно башня над хрупкой женщиной, глядя на нее прозрачно-изумрудными, чуть прищуренными глазами, сжал ее плечи, и Джезмин зачарованно наблюдала, как темнота расширяющихся зрачков вытесняет яркую зелень, и эти знакомые глаза становятся почти черными от возбуждения.

– Принцесса Джезмин, недотрога... Мои ласки превращают тебя в лед. Сними халат и иди в постель! – велел он.

– Де Берг, ты поклялся рыцарской честью быть нежным и благородным по отношению ко всем женщинам.

– Черт побери, Джезмин, я не какой-то изысканный рыцарь из легенды... а мужчина из плоти и крови с мужскими нуждами и потребностями. Но ты, кажется, не имеешь ни малейшего представления, о чем я говорю, правда? Ничего, скоро поймешь. А я... я могу думать лишь о тебе и сгораю от желания брать тебя снова и снова. Когда я нахожусь рядом с тобой, слышу твой смех, вижу тебя, кровь моя воспламеняется, пока меня не охватывает такое безумие, что я попросту пугаюсь. В тех редких случаях, когда мне позволено притронуться к тебе, я почти схожу с ума от невыносимого стремления ощутить вкус твоих губ, войти в твое тело, зарыться в тебя, насадить на свое копье и продержать так всю ночь, заснуть, зная, что наши тела по-прежнему соединены.

Его нетерпеливые руки стиснули талию Джезмин, сорвали с нее халат; он поднял ее высоко в воздух, дал медленно соскользнуть вдоль своего мускулистого тела.

– Ты, похотливое животное, – отчаянно вскрикнула Джезмин, – не смей прикасаться ко мне сразу после того, как держал ее в своих объятиях!

– Мне, и только мне решать, когда прикасаться к тебе! Пора понять, кто здесь хозяин!

– Тогда возьми меня! – вызывающе выдохнула она.