Сокол Спарты

– Мы бы для начала с ним по-тихому перемолвились, – ответил Клеарх. – Впятером или вшестером втолковали бы, что именно он делает не так, если он сам того не замечает. Попытались бы объяснить как можно доходчивей. А потом посмотрели бы, постиг он мудрость или нет. Кого-то этот опыт ломает. Другие считают его признаком зрелости и становятся сильней. Если нет, то, боюсь, их отправляют на пищу волкам. Мы не допускаем слабости, сын царя, но… наши пути не для всех. Наш путь – это, по сути, то, что сегодня сломило один из твоих полков. Можно каждодневно истязать лошадь или собаку – это сделает ее покладистой или злой, но не сделает ее лучше, чем она была.

Кир с ругательством саданул себе кулаком по панцирю так, что закровянились костяшки. Клеарх взирал на него со смешливым интересом.

– Не обессудь, великий, но ты иногда бываешь чересчур подвержен гневу. Между тем каждому войску на выучку потребно время. Мне доводилось видеть, как разрозненные шайки и орды становятся достойными полками. Вы, персы, из известных мне никому не уступаете ни силой, ни выносливостью. Но ты день ото дня заводишься и становишься все жестче, как натянутая тетива. По-твоему, это единственно верный способ управляться с властью?

Кир ответил с горечью:

– В таком случае и трон моего отца не более чем безделушка? И, в твоих глазах, борьба за него ничего не стоит?

– Вовсе нет! Мне и помыслить сложно о награде большей, чем та, которой взыскуешь ты. – Спартанец слегка напрягся, завидев, как к ним придвигается Проксен явно с желанием послушать.

– Но… жизнь одной лишь войной не бывает счастливой. Когда человек месяцами, а то и годами не мыслит больше ни о чем, в нем теряется что-то наиважнейшее. Пожалуй, сродни этому жажда мести, если она разгорается в пожар. Собственная ярость, великий, способна человека разрушить. Я это не раз видел сам. Рассудок человека мутнеет, а может и вовсе утонуть, если человека до этого не прикончит спазм, от которого разрывается сердце или лицо оплывает подобно талому воску. Думаю, если б меня дома не ждали жена, сыновья и дочери, я бы не воевал с таким усердием. А когда я дома, у меня там есть надел, который я мирно возделываю. Там я выращиваю чеснок, оливы. И именно об этом своем местечке я думаю, когда вокруг, слепя и оглушая, звенит металл и веет смертью.

Ощутив на себе удивленный взгляд Проксена, Клеарх зарделся. Он не был привычен к долгим речам, однако к царевичу чувствовал расположение. Вообще Кир пленил своим обаянием – черта, в которой Клеарх стеснялся себе сознаться. Хоть он и вел, бывало, в бой целые фаланги, но в глубине души и у него, и у его воинов неистребимо жило тайное стремление: следовать за достойным человеком. За такого, Клеарх был убежден, его гоплиты пойдут хоть в огонь. Он и сам был к этому готов.

– Великий. Мне порой бывает нелегко все время думать о Спарте. Я отдаю ей всю свою жизнь, кровь и пот, я пожертвовал ей свою молодость, но удерживать ее в мыслях не так-то просто под дождем, когда ремни доспехов тянут и режут, а сам я устал. С моей Каландрой все же полегче.

– Я знал большую любовь, – задумчиво и с тоской вздохнул Кир. – Одну-единственную. Но она досталась в жены другому.

– Может, судьба рассудит иначе, если у тебя здесь все получится, – предположил Клеарх.

Рядом трубно высморкался Проксен; оба обернулись к нему, а тот, хмыкнув, вытер себе тряпицей разбухший нос.

– Великий, у спартанца я бы охотно спрашивал совета насчет войны. А вот за советом насчет любви я бы к нему не ходил. Своих жен они выбирают из тех, кто побеждает в забеге.

– Неправда, – возразил Клеарх. Кир посмотрел на него, прищурясь. – Ладно, иногда бывает. Быстрые женщины рожают сильных сыновей.

– Быстрые женщины с тонкими бархатистыми усиками, – уточнил Проксен и потупился под твердым взором спартанца. А тот, разразившись заливистым хохотом, хватил его по плечу так, что тот покачнулся.

– Царевич Кир, – сказал, отсмеявшись, Клеарх, – ты собрал под свое начало хороших людей. Дай мне год, и я сделаю из них войско, способное потрясти мир. Спартанцев из твоих персов я сделать не обещаю, но коринфяне или афиняне из них получатся вполне. А то и беотийцы. Для тебя этого будет достаточно.

Проксен шутливо замахнулся на него локтем, а Клеарх сделал вид, что уворачивается. Дождь хлестал с нарастающей силой, но настроение у всех троих, как ни странно, улучшилось. Потому они благодушно повернулись к юному гонцу, который сейчас, оскальзываясь, торопливо взбирался по раскисшему косогору. Мальчик был персом – подбежав, он раскинул тростниковый коврик и пал на него, протягивая кожаный футляр для свитков. Кир с хмурым видом сломал печать и растянул кусок пергамента, по которому забарабанил дождь, норовя размыть написанное.

Кир пождал губы.

– Не думаю, Клеарх, что у нас есть нужный тебе год, – сказал он тяжелым тоном. – Мой брат послал нашего старого друга осмотреть войска на западе. Тиссаферн прибыл в Сарды и требует, чтобы я незамедлительно явился к нему.